Василек прицелился и выстрелил. Длинноногий взмахнул руками, дернулся назад, а потом ничком рухнул на землю.

Бой, вспыхнувший молниеносно, так же неожиданно и погас. Наступило затишье, только где-то слева еще раздавались редкие выстрелы: это вылавливали в кустарнике отдельных гитлеровцев, пытавшихся пробраться к Выгарам.

На лугу, у подножья пригорка, валялись вражеские трупы. Несколько партизан, спустившись вниз, принялись собирать трофеи — автоматы и гранаты. Оружие доставлялось в перелесок. Вдруг в воздухе послышался вой мин. Один взрыв, второй…

— В окопы! — закричал Погребняков «трофейной команде». Он окинул взором окружавших его партизан и сказал: — Обдурили фашистов, но и разозлили. Теперь начнут бить, только держись!.. — Погребняков удивленно взглянул на Макара Яроцкого. — Вы все еще с централкой?.. Кравцов!

— Я, товарищ командир.

— Немедленно заменить все эти трещотки на автоматы.

— Есть! Я говорил дядьке Макару — не соглашается. Стрелять, говорит, не умею из автомата, да еще из немецкого.

— Научить!

— Я и трещоткой, слава богу, уложил одного, — заявил Макар. — Только бы старание…

— Не разговаривать! — прервал старика Погребняков. — Бои будут большие. Вам же хочу лучшего, а вы — на дыбы. Не поменяете — отправляйтесь домой.

— Да я что, товарищ начальник?.. Надо — возьму автомат. Только разрешите, чтоб при мне была и централка. Она мне дорога — от колхоза премировали.

Погребняков улыбнулся и только махнул рукой.

Вскоре послышался гул самолета. Все взглянули вверх и увидели свастику на двойных фюзеляжах. Самолет, вероятно, был вызван по рации и имел точные данные о месте партизанской обороны. Вынырнув из-за леса, он стремительно пронесся над поляной. Перелесок вздрогнул, покачнулись деревья и кусты, утопая в темных земляных столбах. На окоп Макара Яроцкого упала молодая осинка. Когда заглохли взрывы, кое-где послышались стоны и крики раненых.

— Дедуля… дедуля! — долетело до Макара, когда он выбрался из-под дерева.

Старик бросился в сторону соседнего окопа и увидел Василька, лежащего на спине. Руками, по которым неудержимо сбегала в рукава пиджака кровь, Василек крепко сжимал свою раненую шею.

— Дедуля… — едва слышно шептали его побледневшие губы.

— Ах, дитятко мое… Чем же перевязать тебя?

Он расстегнул ватник, разорвал свою рубашку и начал перевязывать мальчику рану. К окопу подполз Змитрок Кравцов.

— Отведи его, дядька Макар, к Ковбецу.

Вражеский огонь не прекращался. По приказу Погребнякова рота оставила перелесок и двинулась через поляну в лес. Когда она вошла в запасные окопы, тот же самолет снова пронесся над осинником. Он еще злее бомбил поляну, обстрелял ее из пулемета, а чтобы посеять панику, сбросил несколько пустых бочек. Слушая, как бочки с воем падают на землю, Макар проворчал:

— Дурной, нашел кого пугать…

Погребняков думал, что самолет снова вернется для обстрела и бомбежки. Но прошло минут двадцать, а он не показывался. «Видимо, больше не прилетит», — решил Погребняков и приказал:

— Занять прежние позиции!

Партизаны двинулись вперед. Но, ступив на поляну, они подались назад — из перелеска по ним вдруг ударил шквал огня. Погребняков догадался: за время, пока над поляной хозяйничал самолет, новая группа фашистских солдат пробралась из деревни и закрепилась в перелеске. Он понимал, что означает не только для его роты, но и для всего отряда потеря пригорка — пункта, который господствует над окрестностью. «Позор! Зачем я вывел роту из перелеска? Это весь отряд поставит теперь под страшный удар», — с ужасом подумал Погребняков.

— Чего заколебался? — вдруг услышал он позади себя голос Перепечкина.

— Виноват, Андрюша. Подвел.

— Ну, раскис. Все знаю. Правильно сделал, что на время бомбежки вывел людей из перелеска. Это была бы верная смерть… Теперь нужна атака. Выбить врага!

Погребняков ободрился, исчезло чувство отчаяния, злость на самого себя. Окрыленный, он подал сигнал к атаке.

Партизанские взводы рванулись вперед. Вместе со всеми выбежал на поляну и Перепечкин.

— Андрюша, вернись! — кричал ему Погребняков.

Но Перепечкин будто ничего не слышал и, стреляя на ходу, упрямо бежал вперед. Вот он миновал несколько кустов, выскочил на открытое место. И вдруг, словно споткнулся, с усилием сделал два — три шага и упал.

— Андрюша! — склонился над ним Погребняков. — Куда ранило?

— Ноги… ерунда… — и уже тоном приказа добавил: — Вперед!

Он видел, как партизаны ворвались в перелесок, слышал, как там бушевала стрельба, силился подняться — и не мог: при самом незначительном движении нестерпимая боль пронизывала обе ноги. Андрей попытался ползти, раз было подтянулся на руках, но, сжав зубы, уронил голову на землю. «Не слушаются, окаянные, перебиты», — словно во сне, подумал он и вдруг почувствовал, как кто-то дотронулся до его ног. Боль с новой силой резанула по телу. Подняв голову, Андрей страдальчески огляделся: возле него были Надя и Ольга. Одно мгновение он смотрел на них, словно не верил тому, что видит, потом бессильно упал головой на руки.