— Как видишь. Антиквариат, — улыбнулась я и открыла дверцу машины.

Картина, которую я ожидала увидеть, меня не разочаровала. Гулянка шла полным ходом. Дым в комнате стоял коромыслом. Пьяная, растрепанная мать пыталась переорать свору пьяных мужиков. Кажется, назревала драка.

Увидев гостей, мать, шатаясь, направилась ко мне.

— Приехала! Эй, смотрите, Олька моя приехала! — Она перевела красные бессмысленные глаза на Родиона. — А это твой новый хахаль? Что-то больно молодой. Ты же по старикам специи… специализируешься. А у него денег много?

От матери разило таким перегаром, что впору было задохнуться. Она заметно сдала, еще больше постарела, опухла и уже ничем не отличалась от тех женщин, которые каждый день обивают порог винного магазина.

— Прекрати!

Я проделала тот же трюк: схватила клеенку с бутылками и закуской и вынесла все это на ближайшую помойку. Вернувшись к недовольным алкоголикам, я распахнула входную дверь и указала им на выход.

— Теперь все построились в колонну и шагом марш отсюда к чертовой матери!

— Это ты отсюда сейчас шагом марш! — принялась заступаться за своих друзей мать.

Родион не выдержал. Видимо, он вообще не привык вращаться в подобном обществе и, сморщив нос, первым делом выкинул пинком из квартиры маминого дружбана Степана.

— Родя, правильно! Дай ему как следует, ворюге проклятому! А то он в прошлый раз мне нож показывал! — завопила я воодушевленно.

Остальные «синяки» кинулись прочь, как крысы с тонущего корабля.

Родион подошел к матери и брезгливо сказал:

— Давай, матушка, собирайся. Пять минут тебе на сборы. Кодировать тебя поедем!

Но вместо того чтобы одеться, мать стала материть нас на чем свет стоит. Она вопила, чтобы мы убирались и никогда больше здесь не показывались. Родион попытался силой затащить ее в машину, но она запустила в него старым железным утюгом, и он еле успел увернуться.

— Оставляй ее здесь на хрен, — сказал покрасневший Родион. — Ее ни один специалист кодировать не возьмется.

— Почему? — спросила я обессиленно.

— Потому что у человека должно быть сильное желание бросить пить. У твоей матери его нет. Чтобы закодироваться, нужно для начала хотя бы протрезветь. А я смотрю, она вообще не просыха-

ет. А везти ее в таком виде в приличную квартиру нельзя. Она же все из нее пропьет и еще приведет туда своих собутыльников. Оля, это деградировавший и спившийся человек. Ей уже ничто не поможет. Сеструху свою пожалей, забери ее, чтобы она всего этого не видела.

— Мама, ты со мной едешь?

— Нет! — выкрикнула обозленная мать. — Проваливай отсюда и этого бугая забирай!

— Я у тебя Тоню забираю. Мама, ты понимаешь, что совсем одна остаешься?

— Да катись ты к черту! Я не одна. У меня Степан есть. Если ты считаешь, что Тоньке с тобой лучше, то забирай. А то она меня уму-разуму учить начала. Мол, пить нельзя. Я сама знаю, что можно, а что — нельзя. Малолетка!

Я хотела было собрать Тонькины вещи, но Родион схватил меня за рукав и вытащил на улицу.

— Как ты там дышишь? Там же бомжами вокзальными пахнет.

— Это не от мамы. — Я по-прежнему пыталась оправдать мать. — Она всегда чистенькая. Моется постоянно.

— Чем она моется, если у вас даже воды нет?

— Ведра носит с колонки. Это гости так дом провоняли.

— Хорошие гости, ничего не скажешь!

— Родион, я хотела хоть Тонькины вещи собрать. Как же она без вещей-то?

— Да какие могут быть вещи в этом говне?! Поехали отсюда. Где Тонькина школа?

Не успели мы сесть в машину, как на пороге появилась мать и бросилась к нам. Я обрадовалась:

— Родион, она согласилась! Хочет поехать с нами. Решила закодироваться! — Я тут же опустила стекло. — Мамочка, я знала! Я верила, что ты хочешь начать все сначала. Поехали к специалистам.

— Не нужны мне твои специалисты. Дай на бутылку, — слезно начала ныть мать.

— Мама, я же тебе кучу долларов оставила. Где они?

— Доченька, расходов было много.