Малышка остановилась. Жаль, конечно, яблонь, но мафочке будет приятно узнать, что дом цел и невредим и цела даже старая железная скамейка, на которой тетя Мод любила фотографироваться с собаками. Интересно, что сталось с собачьими конурами за домом, о которых рассказывала мафочка, и что изменилось в самом доме. Прежде ей ничего не стоило бы постучать в дверь, и Малышка вообразила пожилую женщину, которая открывает ей, приглашает зайти и даже, возможно, предлагает чай или домашнее вино из бузины. Если ей много лет, то не исключено, что она помнит тетю Мод, которая наверняка принадлежала к местным «чудакам». А теперь одна мысль о том, чтобы поднять крючок на калитке, приводила Малышку в трепет. Что она скажет? Что здесь когда-то жила ее мама? А что если эта — воображаемая,напомнила себе Малышка, — женщина знает, что дочь мафочки умерла?

Смущало ее и другое. Зачем она вообще решила совершить паломничество в здешние места? Неожиданно это показалось ей глупее глупого. Собственно, она сама вызвалась ехать в Южный Уэльс и привезти в Лондон тетю Флоренс, чтобы та там дожидалась тетю Блодвен, а так как Шропшир был почти по пути, то решила заехать и сюда тоже. На самом деле поездка была совсем не обязательной. Хотя тете Флоренс и досаждал артрит, в семействе Маддов с презрением относились к тем людям, которые поддаются возрастным болячкам. Вот и Флоренс собралась ехать поездом, о чем она с раздражением заявила Малышке, когда та позвонила ей.

— Думаешь, я такая старая, что не могу устоять на ногах? Или это твой отец тебя надоумил? Бедная старушка Флоренс, ей не выдержать дороги!

Предложение Малышки она все-таки приняла, но в виде величайшего одолжения со своей стороны.

— Ладно, если у тебя много свободного времени, я согласна!

Но Малышка обрадовалась и такому согласию, потому что в душе, увы, точно знала, зачем ей понадобилось ехать за тетей Флоренс. А теперь она думала: «Какого черта? Что мне тут нужно?»

Она вновь села в машину — в машину Джеймса, в их «общую собственность», которую он в конце концов уступил ей. Если он собирался ехать за границу, то зачем ему эта машина? Однако Джеймс изобразил величайшую щедрость, сам пораньше с утра прикатил на ней в Ислингтон и оставил ключи в почтовом ящике, присовокупив к ним записку: «Ключи от любимого семейного экипажа, заново отполированного и почищенного внутри. Надеюсь, ты будешь заботиться о нем хотя бы в память о прошлом». У Малышки выступили на глазах слезы ярости, но, к счастью, она обнаружила, что страховка подходит к концу, что надо менять покрышки и выхлопную трубу. Поэтому она написала Джеймсу, что «забот потребуется больше, нежели подразумевает память о прошлом». Вспомнив, с каким удовольствием сочиняла эту фразу и с каким нетерпением отправляла свое иронично-благодарственное письмо, Малышка подумала: а вправду ли она совсем освободилась от Джеймса? Ну конечно же, освободилась, твердо сказала она себе, и случайный приступ ярости значит не больше, чем боль от старой и слишком быстро затянувшейся раны. Наверное, папа был прав: ей скучно и надо как-то убивать время. Для этого она пишет Джеймсу дурацкие письма, отправляется в никому не нужное путешествие…

Малышка въехала в ворота, потом развернулась и вскоре вновь была возле магазинчика. Ей надо было заправить машину, и поскольку она не заметила поблизости ни гаража, ни настоящей бензоколонки, то решила воспользоваться насосом перед бело-черным домом. Удивительно, подумала Малышка, как тут безлюдно. Никого не видно ни на дороге, ни в поле, нет ни одного человека, разве что издалека доносится гул тракторов. Даже на фермах, которые ей пришлось проехать, было безлюдно и чисто — совсем не так, как рассказывала мафочка; ни разу не увидела она свиней, кур и гусей, свободно гуляющих во дворе, тем более лошадей, поднимающих красивые головы над стойлами. Ну что ж, все меняется. Фермерские хозяйства, столь любовно расписанные мафочкой, отошли в прошлое. Куры несутся лучше, бедняжки, когда они заперты в клетках (но почему «бедняжки», никто ведь не знает, что думают об этом сами куры?), и труд машин куда эффективнее и дешевле труда людей и лошадей. Скорее всего, магазинчик, в котором мафочка брала военный паек, тоже изменился. Его наверняка модернизировали, и теперь там стоят морозильники с чипсами, горошком, стейками из трески, мороженым, не говоря уж о нарезанном хлебе, мясных консервах и бисквитах в коробках. Да и прилавок, верно, пластмассовый, а не из прохладного мрамора, на котором ушедшим в прошлое лавочникам было удобно резать масло на куски, похлопывать и подравнивать их тонкими деревянными лопаточками.

Да нет, как раз в этом магазинчике, прилепившемся к дому, скорее всего, мало что переменилось. В засиженном мухами окне виднелась пыльная пирамида банок с супами и большой стенд с изображением пухлого в ямочках малыша, рекламирующего детский крем. Железный колокольчик висел на стене возле окна, но так как Малышке нужен был всего лишь бензин, то она не стала вылезать из машины и нажала на клаксон.

И тотчас испугалась до тошноты. Мафочка говорила, что магазинчик держала пожилая пара, которая в первую очередь была занята своим небольшим хозяйством, поэтому вместе с хлебом и бакалеей торговала яйцами, молоком, овощами. Малышка подумала о здоровом образе жизни, который продлевает жизнь и дарит активную старость. «Ради Бога, не будь дурой», — громко приказала она себе, стараясь унять вдруг забурчавший живот и громко колотившееся сердце. Даже если на пороге появятся самые что ни на есть памятливые и остроглазые старики, чего ей бояться? Что они признают в ней дочь Гермионы? Ерунда. Мафочка знала, что она заедет сюда в своем сентиментальном поиске корней. Если бы она думала, что сходство Малышки с ее матерью бросается в глаза, то непременно предупредила ее! Нет, с этой стороны бояться нечего; никто ничего не заподозрит. И нечего чувствовать себя виноватой! Ничего плохого ты не делаешь…

Все равно, когда дверь открылась, у Малышки от страха голова пошла кругом. Однако появилась девушка в цветастом с оборочкой фартучке поверх тесных джинсов и темного свитера. Малышка постаралась улыбнуться и попросила четыре галлона бензина. Глядя, как девушка управляется с насосом, она успокоилась, но вдруг почувствовала, что голодна, и когда та подошла, чтобы взять деньги, спросила:

— А шоколад у вас есть?

Девушка покачала головой.

— Магазин закрыт. Совсем закрыт. Вот только насос остался. Мы купили дом, а магазин был при нем, но в нем уже давно не торговали, правда. С тех пор, как старик заболел. Да и то, восемьдесят лет не шутка. А знаете, многие останавливаются, хотя то, что в витрине, смотрится не очень привлекательно.

Она улыбнулась, и ее доброжелательная улыбка, ее прелестный валлийский говорок придал Малышке храбрости.

— А вы не знаете тут ферму, где можно было бы снять на лето комнаты? Моя кузина привозила сюда детей… это было несколько лет назад. Она сказала, что возле фермы был магазинчик, где дети покупали сладости. Вот я и подумала, что это тот самый магазинчик. — Она наивно округлила глаза. — Здесь есть ферма?

— Фаулерова ферма, — ответила девушка, — но они комнаты не сдают. — Она опять мило улыбнулась. — О, это не ферма, а картинка!