Я находился в теле какого-то незнакомца.

— Я догадалась, что ты в меня, типа, влюбился.

Кейт присела на низкую скамеечку. На противоположной стене комнаты висело зеркало, но я не был уверен, что мне хочется в него посмотреть. За окном в мягком серебристом Сердечном свете дремал сад. В окно просочился аромат жасмина.

— Я не уродлив?

Это был вопрос, достойный пятилетнего ребенка.

— Ты никогда не был уродлив. — Она скрестила руки на груди. — Но нам предстоит научиться общаться друг с другом. И кстати, как мне к тебе обращаться? Неужели ты никогда не пытался как-нибудь себя называть?

Какое-то время я сидел с открытым ртом и смотрел на Кейт, пока она не прыснула со смеху. Это был очень приятный звук, и улыбка на моем потрясенном и все еще чужом лице мне самому показалась сияющей, как солнце.

— Называй меня, как хочешь, — пробормотал я, и она снова скорчилась от смеха. Я откинулся на подушки кровати и молча смотрел на нее. Мне казалось, что я проснулся посреди Рождества. — Я не уродлив?

— Ты никогда не был уродлив, — повторила она. — Никогда.

Она сделала какое-то движение, и мне показалось, что она собирается встать. Я вскинул руку, чтобы ее остановить.

Руку незнакомца.

— Кейт, я тебя очень прошу, прости меня. Я…

Она снова опустилась на скамеечку и посмотрела на меня. Мы очень долго смотрели в глаза друг другу.

— Ты просишь прощения за то, что привез меня сюда в полной уверенности, что я стану жертвоприношением?

Я кивнул, с трудом шевельнув шеей, которая была как будто сделана из заржавевшего железа. Мои рассыпавшиеся по подушке волосы шевельнулись.

Она кивнула. Прядь золотых волос упала ей на глаза. У нее был такой торжественный вид, что Сердце во мне (а оно по-прежнему было у меня в груди, тикая, как ни в чем не бывало, как будто я не пронзил его ножом) перевернулось. Если бы я мог вырвать его и отдать ей, я бы это сделал.

Потому что оно все равно с самого начала принадлежало ей. Вы с этим согласны?

— Да уж. — Она поудобнее устроилась на скамеечке. — И все-таки это лучше, чем сидеть за кассой в «Ивил-Март». А ты пока просто расслабься. Они сказали, что мы должны придумать тебе имя. И еще они сказали, что мы можем поехать, куда захотим, что тебе предоставляется отпуск, который ты так и не взял.

Мое сердце несколько секунд мучительно работало. Наконец мне удалось выдавить из себя:

— Как ты относишься к Бермудам?