Впрочем, уже в своих ранних работах Примэк обращал внимание на то, что не следует преувеличивать сходство поведения человека и антропоидов, у которых имеются все-таки лишь элементы и зачатки наиболее сложных черт психики человека. Как мы уже упоминали, шимпанзе переставали решать классический тест Примэка на выявление аналогий, если им предлагали не 2, а 6 вариантов решения. То же самое, по-видимому, может выявиться при следующем, еще более тщательном анализе понимания предложений у шимпанзе и детей. О том же свидетельствуют и размеры словарного запаса антропоидов и ребенка.

По мнению исследователей, способность Канзи понимать звучащую речь составляет одно из частных проявлений его способности осваивать язык человека спонтанно, сходным с детьми образом. Высокий уровень рецептивности — понимания звучащей речи — способствовал и прогрессу в создании им собственных «высказываний», т. е. повышению уровня продуцирования, как это происходит и у детей. Ключевой момент здесь — установление того факта, что и звучащие слова, и лексиграммы используются обезьянами как знаки-референты для символической коммуникации и связаны с тем уровнем обобщения, который в обычных тестах характеризуется как протопонятийный, или уровень довербальных понятий.

По словам С. Сэвидж-Рамбо, это открытие побудило ее пересмотреть представления о языке и уникальности человека: «Если человекообразная обезьяна может начать понимать устную речь без специальной тренировки и способна делать нечто большее, чем давать разные жестовые ответы на определенные сигналы, не говорит ли это о том, что она обладает способностями к языку и речи, сходными с нашими? Даже если обезьяны не могут говорить, их способность понимать речь может свидетельствовать о существовании когнитивной основы, необходимой для овладения языком» (Savage-Rumbaugh 1986b, с. 214).

Накопление данных об употреблении языков-посредников шимпанзе и гориллами способствовало новой вспышке интереса к феномену «говорящих» птиц. Они, в отличие от обезьян и дельфинов, весьма успешно произносят слова, тонко артикулируют и воспроизводят разнообразные интонации, а главное, могут выучивать и произносить сотни слов и объединять слова в предложения. Во многих случаях они произносят фразы, адекватно соответствующие ситуации, и вступают с воспитателями в диалоги, которые кажутся довольно осмысленными. Вопрос о том, насколько осознанны эти высказывания, совсем не прост и, как ни странно, практически не исследован. Да и попугай попугаю рознь: одни болтают без умолку и смысла, как бы автоматически выдавая все, что знают, безотносительно к происходящему. Однако очень многие из этих птиц, как правило, употребляют слова к месту — в правильном контексте, не только в стандартных, но и в неожиданных ситуациях. Несмотря на целый ряд поразительных эпизодов, пока нельзя утверждать, что эти высказывания осмысленны, можно лишь осторожно констатировать, что они таковыми кажутся.

«ЗДРАВСТВУЙ!», «СПОКОЙНОЙ НОЧИ», «КТО ПРИШЕЛ?» — говорят они именно утром или перед сном, а не в другое время суток. Когда серому попугаю г-жи Е. Н. Сабашниковой (1912) насыпали чистый песок на дно клетки, он приговаривал: «КАК У НАС ХОРОШО, КАК ЧИСТО!». Когда был голоден, просил: «ДАЙ ПОКУШАТЬ!», а получив желаемое, отстранял клювом руку и говорил: «ПОКУШАЛ!». Если становилось холодно, он причитал: «Я ОЗЯБ, ПОДОЙДИ, ПОГРЕЙ МЕНЯ!», а потом кричал из-под платка: «ТЕПЛУШКА!». Многие попугаи не только употребляют слова к месту, но учитывают, с кем и о чем они говорят. Известен попугай, например, который здоровался и прощался по-разному в зависимости от того, один это был человек или несколько. Как бы занятны ни были такие случаи, они все-таки явный результат дрессировки, когда птицу или специально учили данному слову, или она сама «на лету» подхватывала что-то (иногда очень многое) из того, что при ней говорилось.

Многие попугаи нередко как бы оценивают свои действия с точки зрения хозяев. Например, описанный Е. Н. Сабашниковой Жако знал, что она терпеть не может его резких криков, и старался сдерживаться в ее присутствии. Если же он забывался, то сам себя останавливал: «МОЛЧИ, ЧТО КРИЧИШЬ, ГДЕ ПАЛКА?», — а если кричали другие птицы, он и их одергивал: «МОЛЧИ, ОРАЛО!».

Наряду с примерами быстрого обучения попугаев известны некоторые высказывания, которые простой дрессировкой объяснить трудно. Похоже, птицы сами соображали, что надо сказать в данной необычной ситуации. Так, известно, что многие (хотя и не все) птицы не разговаривают при посторонних. Поэтому продемонстрировать искусство «говорящего» попугая в нужный для хозяина момент — дело сложное и не всегда благодарное. Описан случай, когда съемочная группа провела целый день в квартире владельца коллекции «говорящих» птиц, но ни одна не проронила ни слова. Когда уже начали собирать аппаратуру, один из раздосадованных операторов споткнулся о кабель. Раздался хохот и крик попугая: «АГА, ЗАПУТАЛСЯ!». Тут уж никакой предварительной дрессировки и в помине не было — птица явно сама сообразила, что сказать в данном случае.

Многочисленные и очень интересные примеры поведения «говорящих» птиц приведены в книге О. Л. Силаевой, В. Д. Ильичева и А. П. Дуброва «Говорящие птицы и говорящие звери» (СИЛАЕВА И ДР. 2005). Авторы собрали огромный фактический материал об имитации речи животными, даже «такими неговорящими», как слон Батыр. Многие годы они записывали рассказы владельцев и вели звукозапись высказываний наиболее интересных птиц.

Хочется привести описание разговоров совершенно выдающегося волнистого попугая Франтика, которого воспитала Анна Васильевна Трубачева из Луганска. Хозяйка постоянно общалась с ним — она комментировала свои действия, когда возилась на кухне, обращалась в его присутствии к своей собаке Бошке, обсуждала свои бытовые вопросы с тем и с другим. Попугай очень легко обучался: уже к году Франтик знал около 300 слов. Такой лексикон не редкость для попугая, но заслуга Франтика — умение вести диалог, в котором каждое следующее высказывание зависит от ответа собеседника, где говорящий и слушающий по очереди меняются ролями.

Вот пример обычного диалога Анны Васильевны с Франтиком на кухне. Ф.: «БАБУШ-КА!» А. В.: «Что, внучек?» Ф.: «ХОЧУ ХЛЕБУШКА!» А. В.: Постой, некогда. (Франтик замолкает, а хозяйка занимается своими делами, но попугайчик не успокаивается.) Ф.: «Я СПРАШИВАЮ!» А. В.: «Что ты спрашиваешь?» Ф.: «ХЛЕБУШКА». А. В.: «Сейчас дам». (И снова занимается делами.) Ф.: «МАМ, СЛЫШИШЬ?» А. В.: «Что такое?» Ф.: «ХОЧУ ХЛЕБУШКА!» А. В.: «Да ну тебя!» (Снова пауза.) Ф.: «БАБУШКА, ЗОЛОТУШЕЧКА, ХОЧУ ХЛЕБУШКА!» А. В.: «Я тебе положила, кушай!»