Ельцина принял президент Джордж Буш. На этом настаивал американский посол в Москве Джон Мэтлок. В своих шифроте-леграммах он объяснял вашингтонским политикам реальную роль Ельцина в Москве. Но в аппарате Белого дома по-прежнему делали ставку на Горбачева и недолюбливали Ельцина. Во время одного из совещаний в Овальном кабинете президент Буш раздраженно заметил:

— Слушайте, этот Ельцин — настоящий дикарь, верно?

Но когда Борис Николаевич приехал в Вашингтон, его встретили со всеми знаками формального уважения. Горбачев ревниво спросит американского президента о впечатлениях. Буш ответит Михаилу Сергеевичу:

— Он прибыл сюда, получив большую поддержку на демократических выборах, для нас это важный факт. Удовлетворение вызывает то, что и публично, и в частных высказываниях он говорит о стремлении работать вместе с тобой. Раньше меня беспокоила возможность далеко идущих разногласий между вами. Это могло и для нас создать неловкую ситуацию... Американская пресса отмечает этот факт, пишет, что Ельцин ведет себя правильно. Я тоже считаю, что он никак не подрывает твоих позиций...

30 июля президент Джордж Буш сам приехал в Советский Союз. Они с Горбачевым подписали Договор об ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1). Буш подтвердил, что его администрация будет поддерживать политику Горбачева.

На официальном обеде в Грановитой палате Наина Ельцина появилась почему-то в сопровождении московского мэра Гавриила Попова. «А в конце церемонии, — записал в дневник Анатолий Черняев, — когда гости все прошли, появился в гордом одиночестве Ельцин».

Не зная церемониала, он пригласил жену американского президента Барбару Буш пройти в Грановитую палату. Она была смущена, потому что по протоколу ее должен пригласить хозяин — Михаил Горбачев.

Накануне Ельцин позвонил Горбачеву и попросил, чтобы ему тоже дали возможность выступить во время обеда — наряду с Горбачевым и Бушем. Горбачев отказал.

На обеде в американском посольстве Ельцин и Назарбаев встали, вдвоем подошли к Бушу и сказали, что сделают все для победы демократии в стране.

Это был, возможно, последний раз, когда Горбачев мог насладиться своим превосходством над Ельциным. Но его радость, наверное, была отравлена сознанием того, что власть уходит из рук.

Два федеративных государства в Восточной Европе — Югославия и Советский Союз — испытывали одинаковые трудности. Ни Иосиф Сталин, ни Иосип Броз Тито не предполагали, что когда-нибудь республики посмеют на деле востребовать права и свободы, щедро предоставляемые конституциями, которые сочинялись главным образом напоказ. И выяснилось, что ни Югославия, ни Советский Союз не располагают конституционными инструментами воздействия на мятежные республики.

Удивительная находка ожидала лидеров национальных движений в тексте нелюбимой ими конституции СССР 1977 года — чеканная формула: «Советский Союз состоит из суверенных государств». Формула, которой никто и никогда не придавал значения, вдруг оказалась выигрышной. Раз союз суверенных государств, то, следовательно, не федерация, а конфедерация.

Первоначально массовые национальные движения в республиках были готовы удовольствоваться идеей конфедерации: республики делегируют определенные полномочия центру. Причем Москва не имеет иных полномочий, кроме переданных ей республиками.

16 ноября 1988 года чрезвычайная сессия Верховного Совета Эстонской ССР приняла Декларацию о суверенитете, определив, что высшая власть на территории республики принадлежит республиканским органам власти.

Примеру Эстонии через полгода (18 мая 1989 года) последовала Литва, причем в Вильнюсе оперировали уже более жесткими формулировками, записав, что союзные законы вступают в силу только в случае их утверждения республиканским парламентом.

Принятый 23 сентября 1989 года в Баку Конституционный закон о Суверенитете Азербайджана утвердил новый подход: «На территории Азербайджанской ССР действуют законы СССР, не нарушающие суверенные права Азербайджанской ССР». И дальше следовал весьма практичный вывод: «Земля, ее недра, леса, воды и другие природные ресурсы Азербайджанской ССР являются национальным богатством, государственной собственностью республики и принадлежат народу Азербайджана».

Азербайджан декларировал свое право вступать в непосредственные отношения с иностранными государствами, заключать с ними договоры, обмениваться дипломатическими представительствами.

В октябре 1989 года старый, еще доельцинский Верховный Совет РСФСР принял постановление о том, что он «вправе приостанавливать действия актов министерств, государственных комитетов и ведомств СССР в случае их противоречия законам СССР и РСФСР». Это была сравнительно мягкая формула, но она красноречиво свидетельствовала о настроениях в обществе.

Почему республики жаждали обрести суверенитет? Почему автономии не хотели мириться со своим подчиненным положением? Почему гонимые и униженные в сталинские времена народы требовали восстановления утерянной государственности?

На протяжении десятилетий супергосударство не гарантировало их права, не обеспечивало им достаточной защиты. Сторонники идеи суверенитета искали гарантий своих прав и свобод. Каждый народ захотел строить свое национально-государственное бытие в соответствии с историческими традициями, культурным наследием, духовным складом, политическим мышлением.