А пока что Ельцин чувствовал себя невестой на выданье. Но засиживаться в невестах не хотелось. Пока Ельцин сидел в кресле заведующего отделом, другие, через его голову, шли наверх, занимая более важные посты. Еще один любимец Рябова, Геннадий Колбин, из секретарей горкома продвинулся в обком, потом стал вторым секретарем. Еще одним секретарем стал Евгений Коровин, а Ельцин все сидел на прежнем месте, и, видно, его это сильно расстраивало.

Ельцину пришлось дожидаться, когда место второго секретаря освободит Геннадий Колбин, которого Рябов очень ценил. Но в 1975 году Колбина назначили вторым секретарем ЦК компартии Грузии. Это была ступенька к большой самостоятельной работе.

На место Колбина пришел Евгений Александрович Коровин, а Ельцин стал просто секретарем. Сбылась его мечта. На новой должности он уже стал самостоятельной и видной фигурой. Все меньше тех, кто может тебе приказывать, все больше тех, кому приказываешь ты.

Ему поручили все строительство, благоустройство области, дороги, строительную, деревообрабатывающую и лесную промышленность. Заведующим отделом вместо него стал Олег Лобов.

Секретарей обкома Рябов тоже подбирал себе самостоятельно, в ЦК их не утверждали, в Москву не вызывали, полагалось только согласовывать кандидатуру. Ельцина Рябов выбрал лично, хотя теперь, четверть века спустя, Яков Петрович находит в своем бывшем подчиненном больше недостатков, чем достоинств:

— Когда Борис ездил, ему обязательно надо было, чтобы его проводили, чтобы встретили. Он карьерист. Стоило мне приказать, он разобьется, но сделает. Я скажу: такой-то объект надо ввести в декабре. Он все сделает. Он хороший организатор, но с кадрами расправлялся. Мне постоянно жаловались на его грубость и бездушное отношение к кадрам. Я говорил ему: Борис Николаевич, ну будь ты к людям почеловечнее. Тебя знают, тебя уважают. Но стоит только ему подняться над кем-то, пройденный ярус его не интересует... Чувствуя, что я скоро уйду, он стал вести себя правильно. Я думал, он сделал выводы из наших разговоров и изменился. А он просто притаился...

Рябов приводит в своих воспоминаниях записи из дневника, посвященные Ельцину:

«Вынужден ему снова сделать замечания.

1. За его высокомерие.

2. Неуважение к товарищам по работе, в том числе и к членам бюро OK КПСС, грубость, резкость в обращении и ненароком напоминание, мол, что вы лезете не в свое дело, если не понимаете.

3. Это выражается в том, что он очень болезненно воспринимает замечания в адрес строителей, как обиду для себя.

4. Сам резок к людям, даже груб и нетактичен, до оскорбления, в то же время обидчив и вспыльчив, даже при законной просьбе или постановке вопроса товарищами.

5. Никак не может отойти от ведомственности, а это плохо, даже пагубно, для секретаря обкома и члена бюро.

Выслушал замечания, надулся, нахмурился, опустил голову, даже не повернул ее в мою сторону и спросил:

— Все?

Я сказал:

— Пока да.

Он заявил:

— Можно подумать?

Я сказал:

— Пожалуйста, подумайте, но надо делать выводы. Это у меня с вами не первый разговор на эту тему, в том числе уже на должности секретаря обкома партии.

Ему ничего не оставалось, как встать и уйти.

После каждого подобного разговора он делал выводы, но, к сожалению, выдержки ему не хватало до конца. Я Бориса не раз упрекал, что его неуважительное отношение к товарищам приводит к тому, что по многим вопросам, которые находятся в его компетенции, его же коллеги к нему не идут, а под разными предлогами выходят на меня.

В то же время я понимал, что это сильный работник, волевой, может себя и других заставить работать...

После последнего с ним разговора он, видимо, серьезно все проанализировал, взвесил и через некоторое время, при разборе состояния дел на каком-то строительном объекте, когда мы остались вдвоем, Борис сам заговорил:

— Яков Петрович, ну действительно, может быть, я забываюсь и веду себя не очень тактично по отношению к тем, кто проваливает дело. А их пробивает только нажим, но нажим мой, может быть, не всегда бывает корректным.

Вот этим Борис меня подкупал и успокаивал. Он не раскис, а, наоборот, отрегулировал свои отношения с секретарями обкомов партии, с другими руководящими кадрами, продолжал работать ответственно, с достаточной требовательностью и отдачей».

Рябов пристрастен к своему выдвиженцу. Надо думать, что четверть века назад он все-таки значительно больше ценил Ельцина и не видел в нем одни только недостатки, иначе не оставил бы его вместо себя в Свердловске.

Ельцин проработал секретарем обкома всего год, как Рябова забрали в Москву. Молодого, напористого и умелого свердловчанина Брежнев сделал секретарем ЦК КПСС по военной промышленности — вместо Дмитрия Федоровича Устинова, который стал министром обороны.

В ЦК Рябов продержался всего три года. Моторный и упрямый, он не сработался с влиятельным членом политбюро и министром обороны Устиновым, к которому Брежнев очень прислушивался...