Руководителям области —- секретарям обкома, первому секретарю Свердловского горкома, председателю облисполкома, главе профсоюзов и начальнику областного управления КГБ — полагались дома в дачном поселке, выстроенном еще в 30-е годы.

Первого секретаря обслуживала «Чайка», естественно, с номером 00-01. Но по области он обычно ездил на «Волге» с номером 00-02. А охотиться или рыбачить — на «газике» 00-13.

Потом в Москве Ельцин прикажет построить для высшего руководства отдельный дом, на Осенней улице, и сам определит, кто станет там жить, не понимая, что через несколько лет прежние добрые отношения расстроятся.

Сергей Филатов, который руководил президентской администрацией, рассказывал мне, что он присутствовал при дележе квартир в президентском доме:

— Противная сцена, очень противная... Я вообще считаю, что это было неправильно — построить президентский дом и какую-то группу людей туда поселить. Что теперь с этим домом? Гадючник какой-то образовался. Сплошной клубок — как пауки в банке. Там ни одного друга нет — одни недруги.

И в роли первого секретаря Ельцин не стал кабинетным работником. Он отличался тем, что не боялся встречаться с людьми: директорами школ, предприятий, молодыми партработниками. Не только сам говорил, но и отвечал на вопросы.

Борис Николаевич запросто мог по нескольку часов, без бумажки, без заранее заготовленных ответов беседовать со студентами. Его принимали в разных аудиториях. Однажды даже выступал в прямом эфире областной телестудии и отвечал на вопросы телезрителей.

Михаил Ненашев, партийный работник, который был редактором газеты «Советская Россия» и возглавлял Гостелерадио, в 1984 году побывал в Свердловске.

«Как мне поведали свердловские коллеги, отношение к своему первому секретарю обкома было у них уважительным и доброжелательным. Они считали, что авторитет первого лица в области идет не только от должности, но и от того, что по своим качествам он действительно представляет собой неформального лидера. Мне рассказывали, как сплочены и дружны работники обкома, и не только на работе, но и на волейбольных баталиях, на товарищеских семейных вечерах».

Ненашев заметил и другие черты будущего президента России, которые много объясняют в его поведении:

«Б. Ельцин как представитель партийных работников-фанати-ков, сторонников волевого стиля, считал, что мой тезис: «Не количество часов рабочего времени, не будни без выходных определяют успех дела, а эрудиция и высокий профессионализм» — неправомерен, ибо в условиях, когда так многое зависит от партийного вмешательства, нельзя работать исходя из рациональных подходов, экономя время.

— У нас в Свердловске, — заметил он мне, — у партийных работников нет временных регламентов, работаем, не жалея времени и себя, столько, сколько требует дело.

Категоричность в суждениях, не очень большая расположенность понять собеседника, робость и безмолвность присутствующих на встрече моих свердловских коллег-идеологов свидетельствовали, что Б. Ельцин — сторонник прямых, откровенных отношений, но из тех людей, кто рожден повелевать, принимать самостоятельные решения, и большим демократом он мне не показался».

Нечто подобное отметил и Виталий Иванович Воротников, в те годы первый заместитель председателя правительства РСФСР. Воротников, побывав в Свердловске, отметил, что «Ельцин очень активен, напорист, дает безапелляционные указания селянам. Никто ему не перечит... Показался он мне человеком волевым, но крутым, даже жестким в общении с людьми».

Впрочем, на оценку того, прежнего Ельцина, возможно, влияет и нынешнее желание «развенчать» первого президента России.

В самом центре Свердловска находился дом купца Ипатьева, в котором провели последние дни своей жизни император Николай II и его семья. Здесь они и были расстреляны в июле 1918 года. Когда-то сюда водили на экскурсии пионеров и иностранных гостей — расстрелом врагов трудового народа гордились. Потом настроения в обществе менялись, возник неподдельный интерес к старой России, к императорской семье. Идеологическое и чекистское начальство забеспокоилось: дом Ипатьева превращается в объект поклонения.

26 июля 1975 года председатель КГБ Юрий Андропов написал записку в ЦК КПСС: «Антисоветскими кругами на Западе периодически инспирируются различного рода пропагандистские кампании вокруг царской семьи Романовых, и в этой связи нередко упоминается бывший особняк купца Ипатьева в городе Свердловске. Дом Ипатьева продолжает стоять в центре города... Представляется целесообразным поручить Свердловскому обкому партии решить вопрос о сносе особняка в порядке плановой реконструкции города. Проект постановления ЦК КПСС прилагается. Просим рассмотреть».

4 августа политбюро одобрило записку Андропова и поручило «Свердловскому обкому КПСС решить вопрос о сносе особняка Ипатьева в порядке плановой реконструкции города». Но это решение было исполнено только через два года.

Предшественник Ельцина Яков Рябов утверждает, что постановление политбюро давно было получено в обкоме, но он не спешил его выполнить, потому что краеведы хотели сохранить дом как памятник истории. А Ельцин, напротив, проявил инициативу и снес дом.

Борис Николаевич потом рассказывал, что на него Москва очень сильно давила, что он дважды отказывался исполнить приказ о сносе дома Ипатьева, а потом все-таки капитулировал. Так или иначе, но в те времена отношения с КГБ у Ельцина были очень хорошие.