— Разбей свои цпи! освободи и насъ, и себя! Отмсти и властвуй!

Но онъ молчитъ. Онъ умную голову иметъ: зачмъ ему плакать? Онъ мужчина. Зачмъ ему говорить пустыя слова? Онъ знаетъ, что судьбы не измнить. Посаженъ онъ на цпь до конца свта, — такъ тому и быть.

Но по осени, когда ледники дохнутъ холодомъ въ долины, падишахъ джинновъ получаетъ свободу на три часа каждую ночь — отъ птуха до птуха. Срывается нечистая сила съ цпей. Съ громомъ и воплемъ поднимается на воздухъ блый старикъ, а за нимъ летитъ вся его злая челядь.

Что тогда бды въ горахъ! Дунетъ Ариманъ на рчку — вздуется рчка, балки заливаетъ, баранту топитъ, дороги размываетъ. Схватится за гору — уже грохочетъ обвалъ, рушатся вковыя скалы, хороня подъ своими громадами сакли и людей. Махнетъ рукой — и засыплетъ снгомъ запоздалый караванъ въ ущельи. Летитъ шайтанъ, втеръ обгоняетъ и самъ своей злоб радуется:

— Чую прежнюю силу! еще. поборемся!

— Поборемся! воетъ въ отвтъ властелину страшная свита, ажъ гулъ идетъ по горамъ, и Терекъ вдвое громче реветъ отъ страха.

Вотъ уже и Дарьялъ миновали, вотъ уже и Казбекъ недалеко…

Казбекъ — великая гора; на ней добрые ангелы живутъ. Старые люди сказываютъ, будто на шатр Казбека, тамъ, гд нтъ уже ни камня, ни снга, а одинъ только чистый ледъ, есть церковь. Не Мта-Стефанъ-Цминда — другая. Ее нельзя видть простому человку. Лишь праведникъ — можетъ быть, одинъ во сто лтъ — находитъ къ ней дорогу и доступъ. Ничего внутри той церкви нту. Только люлька виситъ, въ люльк лежитъ невдомый прекрасный младенецъ, а надъ нимъ, какъ врный сторожъ, сидитъ на шестк голубь — живой, но весь, перышко къ перышку, изъ червоннаго золота.

Затмъ и летитъ на Казбекъ нечистая сила, чтобы захватить младенца и уничтожитъ голубя. Потому что, если бы это случилось, наступила бы власть джинновъ на земл, и былъ бы конецъ міру.

Налетитъ дьявольская орда на церковь, шаркаетъ крылами по стнамъ, зубами и когтями скрежещетъ, въ окна и двери ломится… вотъ-вотъ уже у колыбели, вотъ и лапы протянули…

Но встрепенется голубь, распуститъ надъ младенцемъ золотыя крылья — и посыпятся съ неба падучія звзды и попалятъ злого Аримана съ его неистовымъ воинствомъ.

Худо имъ! — бгутъ, охаютъ, проклинаютъ, пощады просятъ… А звзды все падаютъ и падаютъ, пока не загонятъ падишаха въ его заоблачный хрустальный дворецъ, пока — сами собою — не наднутся на него вковчныя золотыя оковы.

И такъ-то каждый вечеръ во всю позднюю осень и зиму, вплоть до самаго Рождества, бушуетъ нечистая сила; каждый вечеръ мчится она въ вихр и вьюгахъ войною на Казбекъ, и каждый вечеръ гонятъ ее чрезъ Дарьялъ на Эльбрусъ святыя звзды.

А таинственный младенецъ въ люльк все спитъ, не просыпаясь. Только три раза въ годъ — въ полночь подъ Рождество, подъ Крещенье и въ Свтлую ночь онъ пробуждается. Едва онъ откроетъ свтлые глазки, опускается съ неба цпь изъ самоцвтныхъ камней и ложится по воздуху между незримой церковью и соборомъ въ древней столиц Грузіи, въ Мцхет. И поднимаются по той цпи въ незримую церковь избранные Богомъ мцхетскіе священнослужители, повинуясь зову невдомаго голоса. Ангелы хранятъ ихъ путь и не даютъ имъ упасть или оступиться. Придутъ, поклонятся младенцу и его голубю, споютъ имъ божественныя службы, а къ разсвту возвращаются домой такъ же чудесно, какъ ушли. И, пока творятся эти непостижимыя тайны, пока свершаетъ свое теченіе великая ночь, молчатъ на свт всякій грхъ и злоба: на земл миръ и въ человкахъ благоволеніе.

1907