— Караулъ! — завопилъ вслдъ ему освобожденный Туркинъ, — но Тишенко уже сбгалъ по лстниц, качаясь, спотыкаясь о ступеньки, колотясь о перила. Онъ ничего не видлъ передъ собой — красная мгла застилала ему глаза, — но бжалъ впередъ по слпому неистовому инстинкту.

— Вошелъ? ты говоришь, вошелъ? — торопливо спрашивали дворника дома, гд квартировалъ Тишенко, подоспвшіе вслдъ за бшенымъ, Туркинъ и околоточный…

— Какъ же: во дворъ прошли и прямо по черной лстниц…

— Что жъ ты его не держалъ? Разв не видалъ, что человкъ не въ себ?! — озлился околоточный.

— Да мн и то чудно показалось, какъ это они безъ шапки…

— То-то „чудно“! А еще дворникъ… животное!.. Городовые! Карповъ! Филатовъ! ступай впередъ но лстниц, мы завами…

Въ квартир Ивана Карповича была тишь и темь. Околоточный чиркнулъ спичкою и освтилъ пустую кухню… въ сосдней комнат — столовой валялся на долу подсвчникъ съ потухшей, разбитою на куски свчой… Туркинъ подобралъ огарокъ, зажегъ…

— Господи помилуй! — охнулъ дворникъ, и вс попятились: изъ дверей спальной катилась въ столовую черная широкая струя…

Аннушка — еще теплая и трепещущая — лежала за дверью съ проломленною головою. Орудіе убійства — утюгъ — Тишенко бросилъ тутъ же… Самого его нашли въ передней: сидя на томъ самомъ мст, гд недавно его напугала Аннушка, онъ спалъ крпкимъ сномъ съ самымъ спокойнымъ и довольнымъ выраженіемъ на утомленномъ лиц…

1911