Шрифт:
Я думала о том, что как бы ни сложилась моя жизнь, у меня все равно будут эти дети. И я нужна им. И они мне. А это значит, что мое существование всегда будет иметь смысл.
Влад позвонил в субботу утром. Спросил, можем ли мы считать, что выходные у меня уже были и поэтому суббота — рабочий день?
Он выступал с речью перед избирателями и заметил, что когда волнуется, то глотает окончания и вместо «сегодня» говорит «сёня».
Мы договорились, что я приеду к нему домой.
Дверь открыла калмычка в спортивном костюме.
— Владимир Викторович еще не прилетел, но вас просили обождать в гостиной.
Я — в который раз — рассматривала фотографии на полках, когда услышала голос Лады.
— …просыпаюсь, башка болит, первая мысль, ты же понимаешь, — где ключи от машины, кошелек и телефон?!
Ее голос и смех то удалялись, то становились ближе. Видимо, она ходила по соседней комнате. Она вообще знает, что я здесь?
— …думаю, поеду к тебе позавтракаю. Выхожу на улицу. Где моя машина? Нету! Блин, представляешь, не могу вспомнить, где ее оставила!
Двери в гостиную распахнулись, и я увидела Ладу. А она меня.
На ней был белый велюровый спортивный костюм, белая меховая куртка и белые меховые сапоги.
Во всем этом она уселась на диван напротив меня. И продолжала разговаривать по телефону, не сводя с меня глаз:
— …офигительно весело! Ну, так она-то стала двойные пить! А танец? Помнишь?
Лада заразительно рассмеялась. Я чувствовала себя лишней.
— …ну, да, да, я думаю, около «Зимы» я ее и оставила, блин! Надеюсь, не угнали… Хорошо, я сейчас что-нибудь придумаю. Да я сама хочу! Я половину не помню, может, ты чего расскажешь? Давай!
Лада бросила телефон на диван рядом с собой и широко улыбнулась мне.
— Привет! Влада ждешь?
— Добрый день. Да.
— Он еще не прилетел. Знаешь что? Поедешь со мной. Ты же на машине?
— Меня водитель привез.
— Вот я и говорю. Пошли быстрей, мне поговорить с тобой надо. Влад просил.
— Но… — Я не знала, что мне делать.
— Давай, давай! — Лада схватила меня за руку и потащила за собой. — Миленькие сапожки. Армани? — похвалила она мою обновку.
Я пожала плечами:
— Спасибо.
Надеюсь, она не спросит, кто мне их купил. Я чувствовала себя неловко. И вообще, куда я еду?
Лада небрежно кивнула водителю и развалилась на заднем сиденье, снова разговаривая по телефону.
— Слушай, а ты взяла телефон у этого мужика? Кому дал визитку? Мне? А где она?
Лада несколько секунд молчала. Потом начала хохотать и не могла остановиться до тех пор, пока не закончила разговор.
— Ну мы вчера и погуляли, — сказала она, обращаясь как будто ко мне, но на самом деле просто в воздух. Поэтому я не стала комментировать.
Мы зашли в красивый подъезд с кадками и охраной в бронежилетах. В лифте были ковер и зеркала.
Нам открыла невероятно полная девушка в махровом халате с мокрой головой. Я ее уже видела. У Лады в гостях.
— Яичницу будете?
Мы кивнули. Девушка крикнула кому-то: «Еще две яичницы и салат!» — и сообщила, что через два часа ей надо быть в клинике. Она лежала в клинике для похудания.
— Ну ты там хоть худеешь? — спросила Лада, наливая себе полный стакан минеральной воды.
— Да, конечно. Я уже четыре кэгэ скинула. И три чая, пожалуйста! Или ты — кофе? — спросила она Ладу.
— Нет, чай. А вы там вообще не едите?
Я чувствовала себя невидимкой.
— Почему? Нет, там знаешь как? Два дня овощи, а на третий — человеческая еда. А вчера — не дали! Уроды! Капусту, представляешь, третий день? Но нас-то этим не возьмешь! Мы быстро скинулись — и в магазин!
— Ты, кстати, в «Зиме» макароны ела!
— Макароны? Нет, я что-то другое ела.
Приятная женщина в цветастом фартуке накрыла на стол. Яичница, салат, сыр, чай, конфеты. Все на очень красивой посуде с нарисованными фруктами.
— А зелени нет? Мне укропчика в яичницу! — попросила девушка.
— И сколько тебе там еще лежать? — спросила Лада.
— Еще две недели.
— Ого!
— А что делать? Уже заплатила. И прилично, я тебе хочу сказать.
В дверях появилась молоденькая девочка. Лет пятнадцати-шестнадцати. Улыбнулась Ладе, кивнула мне.
— Мам, ты уезжаешь?
— Да, через час. Будешь завтракать?
— Нет.
— Не нет, а садись ешь! Хочешь желудок испортить? Совсем ничего не ест, представляешь? — пожаловалась она Ладе.