«Да что же это такое? — вдруг изумился он, опять напирая широким лбом на холодное стекло в коридоре, будто стремился опередить поезд. — Столько людей на свете, и все хотят счастья! К одним оно является само, другие ищут его иногда целую жизнь, ошибаются, плачут и снова ищут. И правильно делают, потому что оно есть, оно обязательно должно быть! Только надо искать его честно».

И опять Логунову становится страшно. «Варенька, неужели ты не примешь меня? Почему долгое сватовство — старая изжога? Разве верная любовь ничего не стоит?» Кто-то со стороны будто шептал в ответ: «Тебе-то верная любовь, а ей надоедная! Мозолишь глаза всю жизнь. Ни гордости, ни самолюбия! Хоть бы просто постыдился!»

Несмотря на эти рассуждения, Логунов по приезде в Москву прямо с поезда отправился в Черемушки.

«И название-то милое!» — сказал он точь-в-точь как его землячка Елена Хижняк. Всю дорогу думая о встрече с Варей, он так и не придумал, с какими словами подойдет к ней.

Одно решил твердо: будет жить не в гостинице, а у Елены Денисовны, которая сама предложила ему в письме в случае приезда в Москву остановиться у них. Конечно, он поселится у нее и Наташки ради того, чтобы несколько дней провести под одной крышей с Варенькой!

Многоэтажный дом в новом районе. Черемушки напомнил Логунову Укамчан на охотском побережье, и словно не прошло одиннадцати лет, — и как будто Платон Логунов все тот же и Варенька та же. Встретятся они сейчас и увидят: нет ничего, что могло бы еще раз разлучить их.

Воодушевленный такими мыслями, Платон забыл, что в новых больших домах есть лифты, и, легко неся свой чемоданчик и сумку, пошел отмахивать с этажа на этаж. Война пощадила его: он никогда ничем не болел, любил ходить по тайге, лазить по горам, с мальчишеской ловкостью взбирался по лестницам рудника, довольный тем, что опять вернулся к любимому делу, и понятия не имел, что такое одышка. Но вдруг точно сотня сердец забилась в нем сразу, и он остановился на лестнице, громко дыша пересохшим ртом. Где тут Варина квартира?

— Ой! Это вы, Платон Артемович! — зазвенел сверху веселый детский голос.

Логунов вздрогнул. Он не слышал, когда хлопнули дверью, — поднял глаза. На площадке стояла девочка подросток в зимнем пальто и вязаной шапочке, держа за руку мальчугана в меховой шубке, подпоясанной красным кушаком.

Мальчик тоже сразу узнал гостя и кубарем скатился к нему навстречу с лопаткой в руках.

— Здравствуй! — очень серьезно сказал Логунов, подхватив его, и близко всмотрелся в простодушно-озорные глазенки, продолговатым, чуть раскосым разрезом и непроглядной чернотой напоминающие глаза Вари. Ее сын! Нежность к нему и в то же время обида на Варю овладели Логуновым. Он прижал ребенка к груди, ощутил в ответ крепкое объятие цепких ручонок, и возникшее было недоброе чувство растаяло без следа.

— Мы гулять собрались! — сообщила Наташка, тоже расцеловав Логунова. — А теперь уже не пойдем, — добавила она, но подметила невольное движение Платона и наивно спросила: — Мы вам не помешаем?

— Нет, конечно! — торопливо сказал он, однако так покраснел, вернее, побурел, что девочка в нерешительности остановилась.

— Вы проходите к нам, а мы вернемся через часик, — предложила она. — Мне надо проветриться. А то все сижу да занимаюсь…

— Домой! Я хочу домой! — требовал Мишутка, порываясь опять к Логунову. — Не хочу на улицу! Мне не надо проветриться.

— Пойдем! Пойдем! Пусть тетя Варя отдохнет от тебя немножко, — строго сказала Наташка и бесцеремонно, совсем как взрослая, взяла Мишутку за руку и за воротник шубки и потащила вниз.

Мальчишка упирался, точно бычок, оборачивался, что-то говорил плаксивым голосом, но большая его подружка была непреклонна, пока не втолкнула его в кабину лифта.

Открыла Логунову Елена Денисовна. В темном фланелевом капоте, повязанная платочком, она выглядела постаревшей и усталой, но только взглянула — и такое радостно-дружелюбное чувство озарило ее лицо, что она сразу стала прежней Хижнячихой, крепкой сибирячкой, которой износу нет.

— Здравствуйте, дорогой Платон Артемович, — сказала она, поцеловав его в щеку. — Как хорошо, что вы приехали! — И радушно распахнула перед ним дверь своей комнаты.

Он вошел, огляделся, и на лице его выразилась растерянность: прекрасная, уютно прибранная комната показалась ему пустой…

— Что вы так смотрите? Ведь Варя не вместе с нами. Нет, она здесь, в этой же квартире, но отдельно, — пояснила Елена Денисовна, заметив мгновенный испуг гостя. — Сейчас ее позову.

Отстранив Логунова, она прошла по коридору к соседней двери и постучала.

— Войдите! — отозвался звонкий грудной голос, от которого у Логунова больно задрожало все в груди.

Теперь он отстранил Хижнячиху и переступил через порог.

Варя в черном узком платье и вязаной красной кофточке стояла у этажерки с книгой в руках. Густые волосы, небрежно собранные в узел, отягощая голову, сваливались на шею и плечи. Полуобернувшись, сторожко, точно птица, застигнутая врасплох, она глянула на Логунова острым глазом. Что-то жалкое появилось в ее лице, но она справилась с волнением и, когда он подошел к ней, со спокойной твердостью подала ему руку.