А Логунов? Он чуть не заплакал от огорчения, ощутив ее крепкое, дружеское рукопожатие: да, он мог гордиться ею, мог любоваться на нее, но даже в сочувствии его она не нуждалась! Ну, чего ради прискакал сюда? Тоскует. Сходит с ума. А ей это абсолютно не нужно!

— Вот… Приехал за Наташей, — вымолвил Платон, заставив себя признать законное право Вари холодно отнестись к его приезду. — Все-таки молодец Иван Иванович, — добавил он, как будто мстя ей за свою боль.

— Да, все-таки он молодец, — с еле приметной, непонятной Логунову иронией согласилась Варя. — А что же Коробов?

— У него дети на руках. Ольга Павловна уже не может… Ей скоро в родильный дом надо.

— Да? Ну и хорошо. Она тоже молодец! Правда?

— Конечно. — Платон почувствовал: сейчас все оборвется, и он уже больше никогда не заставит себя перешагнуть порог этого дома.

Даже если Варя позовет его, не придет. Довольно с него! Но так жаль ему стало свою многолетнюю выстраданную привязанность…

— Слушай, Варя! — сказал он и поискал взглядом Елену Денисовну, друга и союзницу. Он даже не заметил, что она не вошла с ним вместе.

Логунов был достаточно горд, однако теперь, когда речь шла о главном в жизни, самолюбие пришлось отбросить. Он понимал, что Варе тоже больно и тяжело, но требовалось выяснить дальнейшие отношения.

— Слушай, Варя! — повторил он, все больше волнуясь. — Настаивать на откровенности не имею права, но прошу — скажи: неужели я напрасно столько лет стремлюсь к тебе? Извини, что пришел на пепелище и говорю о постройке нового дома. Но где же говорить об этом? У нас все есть для счастья, если только ты сможешь полюбить меня. О своих чувствах не стану говорить… сама знаешь. Не собираешься же ты навсегда остаться вроде мраморного ангела на надгробии?

— Не надо так шутить!

— Я не шучу. Мне совсем не до шуток. Только, пожалуйста, не говори, что ты станешь мне другом! Я буду ждать. Мы еще молоды, но дай мне надежду. — И снова Логунов в смятении подумал: «Не может быть, чтобы за столько лет не заронил я хоть маленькую искорку в ее сердце!»

Он опустил голову, жестковатые вихры свалились на широкий лоб, смуглое лицо точно окаменело. Он стоял совсем близко, и Варя слышала его сильное дыхание, видела крупные руки, нервно сжимавшие кожаную шапку с меховым околышем. Ей тоже вспомнилась минута прощания в окопе на сталинградском берегу. Платон уходил в район заводов на «Красный Октябрь», куда был направлен главный удар фашистов. Он уходил, и, может быть, навсегда… Варя вспомнила странное волнение, охватившее ее при этой мысли, свой внезапный порыв к нему. Зачем же отталкивать его теперь, когда она опять так одинока? Вот он стоит и ждет ее решения — хороший, красивый, сильный человек…

«Я рассуждаю, значит, не люблю его, — подумала Варя. — А жалость ему не нужна, как и мне».

— Тебе нечего сказать? — Логунов быстро повернулся и пошел к двери.

— Нельзя же так, Платон! — взмолилась Варя, и в голосе ее прозвучала растерянность.

— А как ты хочешь? — спросил он, замерев на месте, но не оборачиваясь.

— По-хорошему надо. Что ты налетел, даже пальто не снял, опомниться не даешь. Ведь так можно только на врага налетать!

— Ты и есть враг всей моей жизни, — угрюмо буркнул он.

— Даже враг жизни! — Варя рассмеялась совсем по-прежнему. — Слушай, дорогой товарищ, ты меня огорошил. Брось предъявлять ультиматумы! Раздевайся, проходи. Мы с Еленой Денисовной угощать тебя станем. Пирог сегодня испекли по-сибирски, с рыбьей головизной и рисом. Кеты не было, так мы купили кусок семги с головой, вымочили и вот состряпали пирог. Сочный, зажаренный, сухариками посыпанный. Будешь есть и облизываться. Да Елена Денисовна умрет от огорчения, если ты сбежишь!..

— То Елена Денисовна, а ты?

— Я? — Варя весело посмотрела в лицо снова подошедшего Логунова, прямо в глаза ему заглянула. — Ну, неужели мне безразлично?!

— Куда ты девала его? — Мишутка поискал взглядом по комнате, заглянул даже под стол, потом красные губы мальчика вздулись, и он заревел, растопырив руки в мокрых от снега варежках.

— Кого ты ищешь?

— Его. Он ведь приехал! Я видел. Я говорил Наташе… Я говорил… А-а-а! — взревел мальчик еще громче.

— Вот какой вредный! — вскричала Наташка, влетая в комнату. — Он меня замучил, шагу не давал ступить. «Пловетлилась, и ладно!» — передразнила она Мишутку. — Все рвался к Платону Артемовичу. Он, говорит, ко мне приехал.

— Ко мне!..

— Очень-то ты ему нужен!

— Нужен!

— Тихо! Платон Артемович сейчас придет, он пошел за билетами…

— На поезд? — испуганно спросила Наташка.

— Нет.

— В цирк? В кино? В театр?