Решением Правительства был установлен перечень из 80 наименований продукции, которую можно было продавать за рубеж только по специальному разрешению-лицензии. Предоставляя большие права предприятиям во внешней торговле, мы давали себе ясный отчет, что, при огромной разнице между внутренними и международными ценами, наши стратегические материалы и продукция как насосом будут перекачиваться за рубеж. А ведь задачей Правительства было в максимальной степени активизировать свою, а не чужую экономику.

Введение во внешнеэкономическую жизнь лицензирования вызвало резкую критику, особенно в средствах массовой информации. Этот шаг демагогически расценивался как наступление на принципы открытости экономики. Все это, конечно, инспирировалось теми, кто, не считаясь с проблемами и задачами отечественной экономики, преследовал отраслевые, ведомственные или даже личные интересы. Доводы, что наша только что начавшая реформироваться экономика не может быть сейчас полностью открытой и что экономическая демократия, как и вообще демократия, это есть поле, лежащее между недозволенностью и вседозволенностью, — не принимались во внимание.

Исходя из политических, а точнее — политиканских интересов, наши оппоненты упорно закрывали глаза и на мировую внешнеэкономическую практику. Скажем, Общий рынок Европы, о котором я вполне положительно говорил в этой книге, имеет четко отработанную систему лицензий и квот. Там они нередко устанавливаются в результате «экономических войн» между государствами — членами ЕЭС, с одной стороны, и между прочими странами — с другой. Войны — винная, рыбная, овощная, металлическая — сменяют друг друга. Ну а, скажем, уничтожение выращенных фруктов в Испании с целью выполнения установленных квот является лишь одним из многочисленных примеров строгого контроля за их выполнением внутри самого Сообщества.

Когда я пишу эти строки, уже идет к закату 1994 год. Указом Президента сняты все препоны для вывоза продукции и материалов за рубеж. Полагаю, что этот шаг явился сильнейшим толчком к вывозу за границу вообще всего, что физически поддается перемещению. И это будет происходить при катастрофическом спаде собственного производства. Наши же западные партнеры и не думают открывать свои экономические границы. Например, заполонили Запад наши торгаши алюминием, сбили цены, поставили на грань закрытия их алюминиевые заводы — тут же была установлена квота для России.

Снятие каких-либо тормозных механизмов и регуляторов с целью компенсировать катастрофическое падение производства товаров массового потребления и продуктов питания является крайне близорукой, однодневной политикой. Сегодня нас поят и кормят газ, нефть, лес, руда. Но при этом на «нефтедоллары», о которых так много и страстно говорили умолкнувшие почему-то ныне публицисты, сейчас не строят ни ВАЗ, ни КАМАЗ, ни большую химию, ни ткацкие и обувные фабрики. Природные богатства страны, наши стратегические материалы, превратившись во всяческие экзотические бутылки и «сникерсы», красуются сейчас в тысячах «комков».

Советский Союз имел 45 процентов мировых запасов газа, 13 процентов — нефти и т. д. США же располагают на своей территории лишь 3–4 процентами нефти и газа, хотя потребляют третью часть их мировой добычи. Даже современный ресурсный потенциал России в расчете на душу населения в 2–2,5 раза превышает потенциал США, в 6 раз — Германии, в 18–20 раз — Японии. Уникальные ресурсы Сибири и Дальнего Востока являются долговременным стратегическим резервом нашей страны.

Анализ структуры внешнеэкономических связей, российского экспорта и импорта показывает, что Запад настойчиво толкает нашу страну на колониальный путь развития. При этом, естественно, автоматически происходит и структурная перестройка — только в направлении, противоположном тому, которое декларируется. На словах речь идет о технологическом и организационном обновлении производства, а на деле отечественная промышленность да и сельское хозяйство хоронятся заживо, чтобы они никогда не составили конкуренции западным монополиям, ибо Россия нужна им лишь как сырьевая кладовая и огромный рынок для их товаров.

С каждым годом усиливается нужный Западу сырьевой характер нашего экспорта. В 1994 году поставки нефти только в дальнее зарубежье составят одну треть от добычи вместо одной пятой в Советском Союзе. Но это не волнует тех, кто в те времена именно на «нефтедолларах» сделал свою политическую карьеру, — они молчат. Впрочем, сказать правду о сегодняшней ситуации — значит признать свои ошибки. Да и некогда заниматься разговорами: надо ведь успеть обогатиться за счет распродажи национального богатства, недр России еще больше, чтобы хватило не только внукам, но и праправнукам — жить безбедно если не в России, то хотя бы в другом благословенном краю.

Участников разгрома отечественной промышленности не волнует и то, что на долю топливно-энергетического комплекса приходится уже не 10, а 40 процентов от общего объема промышленного производства. Доля же машиностроения вот-вот уменьшится до 20 процентов, так как объем его производства в 1995 году снизится по сравнению с 90-м в пять раз. По структуре производства сейчас мы находимся в положении Кувейта на начальной стадии его развития — без всяких перспектив выйти на его нынешний уровень благополучия. Как ни в какой другой сфере, произошла быстрая «импортизация» внутреннего рынка. Отечественное производство товаров массового спроса гибнет на глазах. По расчетам специалистов, в 1995 году удельный вес импортных товаров народного потребления будет составлять 70–75 процентов. Примерно такое же положение складывается с отечественными и импортными продуктами питания.