Колмогоров Александр Григорьевич
Шрифт:
Вот для этих-то двух жизненно-необходимых их семье бытовых устройств и нужен был керосин, покупка и доставка которого, наряду с другими обязанностями, была возложена на сына много работавшей и поздно приходившей домой матерью. Керосиновая лавка с продавцом-инвалидом на деревянной ноге находилась в центре посёлка у откоса насыпи полотна железной дороги. Дождавшись очереди и получив свои литры отливающей синевой горючей жидкости, мальчик поднял тяжёлую ношу.
Весна, ожидаемая каждый год матерью с ежедневными тоскливыми причитаниями, в этом году сильно запаздывала, как бы собираясь преподнести всему живому и сущему небывалый сюрприз. Накануне ночью выпал обильный, липкий и плотный, какой бывает только на Черноморском побережье Кавказа, снег. Из-за отсутствия мороза он сразу же начал таять, но лежал сплошным ватным покрывалом на всём — густых ежевичных кустах, облепляющих железнодорожную насыпь, деревьях, увитых виноградной лозой, крышах домов, на траве, на согнутых в поклоне и ломающихся под его тяжестью ветках вечнозелёных магнолий и лавра. Даже верхушки всегда восхищавших Сашу устремлённых ввысь и стройных, как кавказские юноши, кипарисов сейчас сгорбились, застыв в молчании, как седые старцы.
Мальчик, не встречая прохожих, почти подошёл к заснеженному саду, который примыкал к его дому со стороны железной дороги, и вдруг вздрогнул от резкого, сильного и надрывно-тревожного гудка паровоза остановившегося грузового состава. Его подхватили два других (на станции) и судостроительная верфь, извещавшая население посёлка о начале и окончании рабочего дня. Саша слушал оглушающую канонаду, не зная ещё, что всю свою жизнь будет вспоминать это событие, и не предполагая тогда, что эти рвущие детские нервы и душу звуки обозначили рубеж двух эпох в жизни его страны. И он окажется сознательным и даже активным участником этой второй — послегудковой — эпохи, агонию и крах которой увидит своими собственными глазами. Блажен, кто посетил сей мир…
Взойдя на крыльцо одноэтажного деревянного домика, крытого каштановой дранкой, где они с матерью занимали комнатку, Саша поставил банку в коридорчике перед дверью. Комната оказалась запертой, что удивило, так как мать оставалась дома, хлопоча у печи. Открыв припрятанным ключом навесной замочек, мальчик вошёл в тёплое помещение и занялся своими детскими делами, давно привыкнув к самостоятельности.
Мать вернулась не скоро, возбуждённо-перепуганная, суетливая, и буквально с порога поведала сыну о причине гудков, переполошивших население посёлка. С ужасом в глазах она поведала, что 5 марта в Москве умер Великий Вождь и Мудрый Учитель товарищ Сталин и теперь всех людей ждёт страшное несчастье. Не находя себе места, мать торопливо накормила Сашу и опять ушла из дому по своим срочным партийным делам.
Несмотря на малый возраст, мальчик уже знал, и не только от матери, кем был ученик дедушки Ленина. Много раз, проходя по главной улице посёлка, он останавливался у огромного по меркам ребёнка (в полный рост, в распахнутой шинели) его каменного изваяния в окружении кустов лавра у входа в здание райкома партии. Такой привычный для жителей памятник Полубогу будет снесён и исчезнет без следа за одну ноябрьскую ночь 1961 года, сразу по завершении в Москве очередного XXII съезда Коммунистической партии, ещё раз подтвердившего истину — недолог век идолов и живых кумиров…
Только много лет спустя Александр Григорьевич, опираясь на свой собственный жизненный опыт, уяснит всю авантюрность, лживость и жестокость коммунистического режима, пролившего реки крови несчастного народа в шести войнах советского периода истории и в конечном итоге приведшего к распаду Великой России в 1991 году (с потерей почти 40 % её территории). И он придёт к выводу, что ключевую роль в этом процессе крушения государства, растянувшемся на 73 года, сыграл умерший 5 марта 1953 года товарищ Сталин, пытавшийся строить воображаемый им казарменный социализм своими бесчеловечными методами. А жестокая власть всегда влечёт за собой власть слабую…
Насколько помнил себя Саша, он никогда не расспрашивал мать о своём отце, детским сердечком чувствуя, что настоящего папы у него никогда и не было. И что мать, осознавая свою вину перед ним за это, намеренно избегала данной темы разговора. Эта затаённая детская стыдливость ребёнка со временем переросла в безразличие и даже брезгливость взрослеющего юноши к человеку, бросившему собственного сына и никогда не вспомнившему о нём. Ведь когда слишком долго ждёшь, что-то перегорает в тебе, и ты перестаёшь желать так ожидаемое когда-то.
В 16 лет при оформлении паспорта Саша впервые увидел свою метрику (свидетельство о рождении), где в графе отец значились фамилия, имя и отчество уже совершенно чужого для него человека. Даже много лет спустя, скрупулёзно разыскивая в различных архивах, библиотеках многочисленных (по линии матери) родственников своего, как оказалось очень разветвлённого, родословного древа, Александр Григорьевич никогда не попытается навести справки о своём физическом отце и возможных сводных братьях и сёстрах. Вероятно, в глубинах души любого человека сохраняются такие закоулки, где всегда клубится кромешная тьма…
В школе до седьмого класса Саша учился откровенно плохо. Не то чтобы он ленился или учёба не давалась ему. Нет! Просто с мальчиком надо было заниматься. Помогать, может быть контролировать, поощрять, развивать тщеславие, как-то подогревать интерес к учёбе. А возможно, это происходило и от того, что подросток чувствовал себя не нужным единственному близкому человеку — родной матери. Бытует выражение — женщина принадлежит себе, пока у неё нет детей. По всей видимости, мать Саши не ощущала в себе этого чувства. Казалось бы, обретя ребёнка в зрелом возрасте, она будет поглощена, пусть не без остатка, этой единственной её надеждой и опорой во всей дальнейшей жизни. Но в отношениях матери с сыном всё было иначе.