Последовавшая вслед за революцией 1917 года гражданская война и интервенция сделали эти планы нереальными. Вначале корабли побывали в руках немцев, оккупировавших Севастополь. На “Иоанне Златоусте” они даже подняли германский флаг. Экипажу “Евстафия”, практически единственному, удалось снять и спрятать орудийные замки. При этом корабли подверглись разграблению. Так матрос Шель из немецкого караула охранявшего “Иоанн Златоуст” доносил своему командованию, что 1 или 2 октября 1918 г. он заметил пропажу всех колпаков и лампочек у светильников в кают-компании. Позднее по свидетельству рабочего Н. Пушкина, однажды на этот корабль на катере прибыл немецкий офицер с переводчиком. При помощи матросов он загрузил катер мешками в которых находились “кожанная прокладка свернутая в бухту, несколько бухточек провода, переносные вентиляторы из кают, посуда и приборы освещения”.

Затем корабли попали в руки бывших союзников России по Антанте, которые за короткий срок принесли флоту гораздо больший ущерб, чем мировая и гражданская войны и германская оккупация. Покидая в апреле 1919 года Севастополь, интервенты на русских кораблях по приказанию командира английского крейсера “Калипсо” взорвали цилиндры главных машин, что и предопределило дальнейшую судьбу бывших броненосцев.

После занятия Севастополя частями Красной Армии была предпринята попытка восстановления ряда кораблей. Николаевским заводам поручили отлить новые цилиндры для “Евстафия” (с 6 июля 1921 года — “Революция”), “Иоанна Златоуста”, “Пантелеймона” и “Памяти Меркурия”. Однако царившая в Советской России после постигших ее катаклизмов разруха, отсутствие специалистов и необходимого числа квалифицированных рабочих сделали эти благие намерения неосуществимыми. Технологические навыки в такой сложной операции, как отливка паровых цилиндров, оказались утраченными. Как отмечал 18 апреля 1921 года главный корабельный инженер Черноморского флота морской инженер А. Гермониус, “и в прежнее время подобные отливки являлись для завода рекордной работой, а при современной постановке литейной — и совсем безнадежной”.

Также нереальными оказались и планы использовать корабли в качестве плавбатарей, с последующим переносом орудийных башен к 1926 году на береговые батареи. Впрочем, после демонтажа вооружения его передали в ведение береговой обороны. Сами же корабли в 1922–1923 годах разобрали на металл.

Так завершилась короткая, но поистине блестящая боевая карьера линейных кораблей “Евстафии” и “Иоанн Златоуст”, которым для активной службы было отпущено всего семь лет.

Линейный корабль “Евстафий” (С открытки того времени)

Возвращаясь от Анатолийских берегов в Севастополь, не доходя 40 миль до Херсонесского маяка, дозорные крейсера “Память Меркурия” и “Алмаз” в 12 ч 05 мин сделали сигнал прожектором, что видят неприятеля прямо по носу, и стали поворачивать.

С “Евстафия” силуэты неприятельских кораблей "Гебена" и “Бреслау” первым заметил сигнальщик Бурдейный и тот час же доложил вахтенному начальнику мичману Григоренко, что он видит его по носу и, как ему кажется, с застопоренными машинами. Мичман Григоренко приказал ему смотреть хорошенько, сказав, что, может быть, это “Синоп”, но сигнальщик утверждал, что одно из судов очень большое и с двумя мачтами.

В 12 ч 15 мин была пробита боевая тревога. Дальномер показал расстояние 68 кб, неприятель шел уже хорошим ходом нам навстречу и быстро сближался.

В 12 ч 17 мин привели неприятеля на курсовой угол 90° правого борта; дальномер показал расстояние 55 кб. Было впечатление, что неприятель намеревался пересечь наш курс.

В 12 ч 20 мин расстояние уменьшилось до 40 кб, и в этот момент с “Евстафия” был сделан залп из носовой и кормовой 12-дм башен, который попал в левый борт Гебена" около фок-мачты и, по-видимому, произвел огромный пожар, так как на нем было замечено большое пламя.

Дали второй залп, но его заволокло дымом; расстояние уменьшилось и дошло до 36 кб. Продолжали стрелять беглым огнем из 12-дм орудий, 8-дм и 6-дм. Всего было выпущено 12-дм — 16 снарядов (носовая башня сделала 12 выстрелов и кормовая — 4 выстрела, так как мешал дым), 8-дм — 14 и 6-дм — 19.

Спустя несколько минут “Гебен” стал отходить, медленно поворачивая вправо, затем положил на борт и лег на контркурс. Мы продолжали стрелять до того момента, пока он не скрылся в легком тумане и дыму. Бой длился около 14 мин с небольшим перерывом. Корпус Гебена" все время был очень плохо виден.

Продолжая медленно катиться вправо, справа по носу был замечен плавучий бочонок с шестом, который показался весьма подозрительным, вследствие чего отданное уже приказание: “Право на борт” командующим флотом было отменено. Положили лево на борт, и повернув, легли сначала на курс 20°, а вскоре на 55°, будучи все время начеку, в предположении, что “Гебен”, пользуясь погодой, снова может неожиданно показаться, однако этого не случилось. Вскоре горизонт несколько улучшился и, убедившись, что неприятеля нигде вблизи нет, легли ко входу в протраленный канал.

“Гебен” открыл огонь по “Евстафию” сейчас же вслед за первым нашим залпом, стреляя исключительно 11-дм снарядами, фугасными и бронебойными, доказательством чему служат собранные на корабле осколки.

Первый залп Гебена" дал перелет от 0,5 до 1 кб, но однако, одним снарядом перебило фок-штаг, а другой пробил среднюю дымовую трубу, разорвался над палубой и осколками несколько повредил обе барказные шлюпбалки, стоявший под ними моторный барказ, перебил его тали и пробил левый отличительный фонарь.