Он повернулся к Чаку:

– Убьешь того, что в гамаке. Тот, что у костра, – мой.

Воин кивнул:

– Запросто. Что делать дальше?

– Хватай один из их арбалетов и ищи четвертого. Или помоги мне – если понадобится.

Уолтер, когда будешь снимать часового, попробуй попасть в грудь; впрочем, куда бы ни попал, лишь бы насмерть. Не высовывайся, когда будешь целиться; как только снимешь его – ищи четвертого.

Он хлопнул Уолтера по плечу.

– Помни, герой футбола: наша безопасность – на тебе. Мы должны быть абсолютно уверены, что положили их всех. Если хоть один из ублюдков спасется – мы попадем в большую беду. Нам вовсе не нужно, чтобы в Пандатавэе узнали, что я жив.

Уолтер криво улыбнулся.

– Какие мы кровожадные!..

– Есть возражения?

– Это не упрек. Я ведь сказал – «мы».

Уолтер Словотский, сжимая один из метательных ножей, прижался животом к земле в высокой траве под большим дубом. Ладонь его прикрывала лезвие: блеск стали может насторожить жертву.

За коробкой-фургоном, на плоской крыше которого сидел и сонно моргал страж, костер бросал в ночь рыжие блики. Из своего укрытия Уолтер не видел места, где затаились Карл и Чак.

Должны затаиться, поправил он себя. Должны. По расчетам, они должны уже быть на месте – но Уолтер давно понял, что, если в дело замешан Карл, с расчетами можно проститься. Все равно все пойдет не так. Не хуже – просто иначе.

Чаще всего – кровопролитней.

Он провел пальцем по прохладной стали и решил выждать еще пару минут – чтоб быть уверенным, что они наверняка заняли свои места.

План должен был сработать.

А нет – то, что Карл жив, скоро станет известно всем, даже если выживший работорговец увидит одну его тень. Ни один другой великан шести с половиной футов росту не имеет привычки убивать работорговцев на торговых трактах Эрена. Да и, коли на то пошло, никто ростом пониже просто не рискнет обзаводиться такой привычкой: пандатавэйские гильдии давно отучили народ от подобных дурных манер.

Так какого черта я встрял во все это? Не из-за какой-то же одиннадцатилетней девчонки, которой никогда и в глаза не видел!

Все из-за чертова Карла Куллинана. Как обычно. Уолтер вполне мог пережить известие, что где-то кто-то плохо обращается с девочкой – хотя бы и насилует. Вокруг полным-полно тех, с кем обращаются не лучше. Убьешь ты пару-тройку виновных или нет – это ничего не изменит.

Надо быть прозорливей. Возможно, устоявшийся порядок и можно изменить – но не в одну ночь. Рисковать всем, чтобы потешить собственное чувство справедливости, было попросту неразумно.

Так почему же я согласился?

Уолтер вздохнул. Чертов Карл Куллинан. Пожми я плечами и откажись, он посмотрел бы на меня как на последнее дерьмо.

А так ли уж это важно? Так ли уж много стоит мнение Карла Куллинана?

Да. Ахира был лучшим другом Уолтера, а Карл положил море трудов, чтобы вытащить Ахиру из могилы. Это кое-чего стоило.

И многого.

А то, как Карл изменился за последние месяцы, стоило еще большего. Когда они только-только попали на Эту Сторону, Карл был подобен пушинке на ветру; Уолтер видел, как он взрослел, как отбрасывал щиты безразличия, нежелания понимать других, брать на себя ответственность.

Все это было достойно уважения. Проще простого: Уолтер уважал Карла и хотел, чтобы Карл уважал его. Те, на чье мнение Уолтеру было не наплевать, всегда уважали его – он и представить себе не мог, чтобы было иначе.

Он встряхнулся. Не будешь следить, что творится вокруг, окажешься нашпигованным стрелами. Он потер тонкий шрам от удара ножом: память о Ландейле. Это было совсем не смешно: нож был его собственным, и заменить его в Пандатавэе оказалось вовсе не просто. Кстати…

Хватит. Хватит медлить – пора делать дело.

И сделать его.

Так или иначе.

Вор опустил нож, положив его за стволом, чтобы не видел сторож, и осторожно отполз в тень дерева. Целься в грудь, сказал Карл. Что ж, в грудь так в грудь…

Зажав нож большим, указательным и средним пальцами правой руки, он вскочил и быстро шагнул вправо; нож взлетел к плечу, бросок – и Уолтер упал под защиту трав.

Должно быть, страж засек внезапное движение; зарычав, он откинулся назад и вбок. Нож вскользь прошел по его левой руке и канул в ночь.