Но это-то не настоящий бой! Не должен быть настоящим.

Данни ткнула его мечом в плечо…

Разум предал Карла – не предало тело.

Он не успел подумать, что, отшатываясь, подставляет лицо Джиллы под клинок Данни – у него просто не было времени думать.

Не мысль заставила его правую руку выпустить тренировочный меч, а левую – сжаться, разрывая кожаные путы.

И не мысль заставила его свести ладони, перехватив клинок Данни едва ли в полудюйме от левого глаза Джиллы.

– Нет, – выдохнула Данни, – я же…

– Точно. – Он вывернул меч из ее руки, повернулся и вынул из безжизненных пальцев клинок Джиллы.

Джилла терла глаз, хоть меч и не коснулся его; она задыхалась, лицо посерело.

Карл заставил себя усмехнуться.

– Вы сейчас попробовали, что это такое на самом деле. Только попробовали. – Он подбросил один из мечей, тот закувыркался в воздухе, потом шлепнулся рукоятью назад – в Карлову ладонь. – Вы знаете, кто мы такие на самом деле? Мы – купцы, торгуем собственным телом. Глаз Тэннети, пальцы на ногах Чака – а видели вы шрамы Словотского или Давена?

Взгляните на мою грудь, – продолжал воин. – Этот шрам я получил неподалеку от Лундескарна. Работорговцу удалось ткнуть меня обломком меча, когда я его душил. А потом… – Он оборвал себя. – И нам еще повезло.

Гнев неумолимо разгорался в нем.

– Дуры. Вам не приходилось видеть разбросанных по траве внутренностей друга – потому лишь, что противник оказался немного быстрей. Вы можете позволить себе храпеть во сне – потому что ни звук, ни свет ничего не значат для вас. Вам не приходилось прыгать в окно и находить в доме мертвецов с перерезанным горлом – потому лишь, что кто-то охотился за вами, а они оказались у него на пути.

И вам не нужно сеять смерть, множить убийства – день за днем, год за годом.

Но вы все же хотите этого? – Он протянул им мечи рукоятью вперед. – Поздравляю. Получайте, чего желали.

Данни с ужасом поглядела на меч – и отступила.

– Да, Карл Куллинан. – Джилла крепко вцепилась в рукоять другого меча. – Я этого хочу. Я понимаю, о чем ты говорил: все десятидневье мы слушали Тэннети. И я понимаю, мне надо тренироваться, но…

– Ты все равно хочешь этого. – Карл пожал плечами. – Она твоя, Тэннети. Займись ее тренировкой. Гоняй до кровавого пота. – Он повернулся и пошел прочь.

Ахира ядовито улыбнулся:

– Слушай, ты никогда не жалел, что освободил Хтона? Ну, не заметил бы его тогда, что ли…

– Нет. – Карл поиграл губами. – С чего бы? Оттого что у него такие же глиняные ноги, как у всех прочих? – Включая и меня самого, коли на то пошло.

И он отмахнувшись от протянутого разносчиком меха, занялся сандвичем.

Сход долины был событием наполовину политическим, наполовину праздничным – этакая всеобщая пирушка. Никто не работал по крайней мере полдня, так что сходы созывали бы куда чаще, не требуйся для этого петиция с подписями двадцати пяти процентов избирателей.

За помостом для выступлений – на нем стоял короб для голосования по грудь высотой – над кострами медленно вертелись шесть овечьих туш. Повара-добровольцы крутили вертела, поливали туши вином и маслом, срезали зажаренные куски, заворачивали их в свежие лепешки и раздавали готовые сандвичи.

Кто-то успел уже откупорить бутылки с виски и бочонки с пивом. Карл с удовлетворением отметил, что ни Инженеров, ни воинов не было среди тех, кто наполнял кружки жидким огнем.

Отлично. Пусть Объединители напиваются. Кто отключится – не сможет голосовать.

Как многие демократические собрания, Сход Приюта был в своем роде зверинцем. В защиту демократии можно сказать немало хороших слов, но опрятность в число ее достоинств не входит. За исключением часовых и нескольких фермеров, слишком занятых на своих полях, на Сход явились все избиратели – и большая часть остальных жителей.

Карл повернулся к гному.

– Кто-нибудь ведет свою игру? – Он похлопал по кошелю справа у пояса; все на месте – отлично.

Ахира покачал головой:

– Не могу сказать. А у меня ушки на макушке – насчет перешептываний по углам. Я все ж таки еще мэр. До заката по крайней мере.