Гулд ожидает, что нас это удивит. Но почему? Представление, на которое он нападает (что эволюция неотвратимо движется в направлении такой вершины, как человек), уже много лет назад отвергнуто. Но его донкихотские тирады по пустякам, его бесстыдная борьба с ветряными мельницами как будто специально созданы, чтобы способствовать превратному пониманию (притом не в первый раз: в предыдущем случае он дошел до того, что написал, будто синтетическая теория эволюции “в сущности мертва”). Вот типичный пример популярных интерпретаций, возникающих вокруг “Удивительной жизни” (кстати, я подозреваю, что первое предложение было добавлено без ведома журналиста, который значится автором): “Род человеческий возник не в результате ‘выживания наиболее приспособленных’, считает американский профессор Стивен Джей Гулд. Человечество сотворил счастливый случай” [243] . Такой ерунды у Гулда, разумеется, нигде не найти, но стремится он или нет к популярности такого рода, он слишком часто ее к себе привлекает. У читателей регулярно возникает впечатление, что он говорит вещи намного более радикальные и удивительные, чем на самом деле.

Выживание наиболее приспособленных означает выживание отдельных особей, а не выживание больших эволюционных ветвей. Любой ортодоксальный дарвинист ничего не имел бы против больших вымираний, определяемых во многом везением. Надо

признать, что среди эволюционистов есть меньшинство, полагающее, что дарвиновский отбор выбирает и между группами высокого порядка. Это единственные дарвинисты, которых может смутить предполагаемое Гулдом “случайное вымирание”. А кто сегодня самый известный сторонник отбора групп высокого порядка? Вы угадали. Опять подорвался на собственной мине!

Эта приятная книга посвящена двум взаимосвязанным темам. Первая — это статистический аргумент, область применения которого, по мнению Гулда, очень широка и объединяет бейсбол, глубоко личную реакцию на серьезную болезнь, от которой, к счастью, автор теперь оправился, и вторую его тему — вопрос о том, прогрессивна ли эволюция. Его аргумент об эволюции и прогрессе интересен (хотя, как будет показано, и содержит ошибку), и его обсуждение займет большую часть моей рецензии. Общий статистический аргумент верен и умеренно интересен, но не более, чем несколько других уроков стандартной методологии, которые кто-то может вполне сознательно сделать своим любимым коньком.

Скромный и ничуть не спорный статистический тезис Гулда прост. Наблюдаемая тенденция в результатах каких-либо измерений может означать не более чем изменение дисперсии, часто в сочетании с эффектом потолка или дна. Современные бейсболисты больше не выбивают 0,400 (что бы это ни значило — очевидно, что-то хорошее). Но это не означает, что они стали играть хуже. На самом деле все в этой игре становится лучше, и дисперсия сокращается. Крайности вытесняются, и результат 0,400, будучи крайностью, пропадает вместе с ними. Кажущееся снижение успеха ударов — статистический артефакт, и подобные артефакты преследуют результаты обобщений и не в таких несерьезных областях.

Чтобы это объяснить, не потребовалось много времени, но бейсбол занимает пятьдесят пять насыщенных спортивным жаргоном страниц этой книги, в остальном вполне вразумительной, и я должен выразить умеренный протест от лица читателей, живущих в таком глухом и малоизвестном краю, как весь остальной мир. Предлагаю американцам представить, что я наплел бы целую главу в таком стиле:

Читатели из Англии, Вест-Индии, Австралии, Новой Зеландии, Индии, Пакистана, Шри-Ланки и англоговорящей Африки поняли бы все, но американцы, выдержав страницу-другую, справедливо запротестовали бы.

Одержимость Гулда бейсболом — черта безвредная и, в тех малых дозах, к которым мы до сих пор привыкли, даже довольно милая. Но высокомерное допущение, что можно поддерживать внимание читателей на протяжении шести глав сплошной трескотни о бейсболе, можно считать проявлением американского шовинизма (и к тому же, подозреваю, американского мужского шовинизма). От потакания своим увлечениям автора должны были удержать редактор и друзья еще до публикации — и, насколько мне известно, они пытались. Обычно Гулд так изыскан в своей космополитичной учтивости, так доброжелателен в своем остроумии, так ловок в своем владении стилем. В этой книге есть очаровательный в своей утонченности, но ничуть не претенциозный “Эпилог о человеческой культуре”, который я с благодарностью рекомендую любому читателю из любой страны. Он так хорошо умеет рассказывать о науке без профессионального жаргона, но и не разговаривая с читателем свысока, так предупредителен в своих суждениях, когда стоит разъяснить, а когда польстить читателю, оставив совсем немного недосказанным. Почему это достойное чутье изменяет ему, когда речь заходит о бейсболе?

Еще одна небольшая жалоба с другой стороны океана, на этот раз по поводу того, в чем доктор Гулд, конечно, не виноват: вы разрешите мне осудить растущую привычку издателей без нужды переименовывать книги, когда они пересекают Атлантику (в обоих направлениях)? Книги двух моих коллег (превосходные, и уже получившие хорошие названия) в ближайшее время грозят переименовать, соответственно, в “Грудь пеликана” и “Свечение рыбы-сребробрюшки” (что, хотел бы я знать, могло вдохновить такой полет неоригинального воображения?) Как написал мне один отбивающийся от издателей автор: “Изменение заглавия — это дело большое и важное, которое они могут сделать, оправдывая свои зарплаты, и для этого вовсе не обязательно читать книгу, поэтому им так и нравится это делать”. В случае с книгой, которой посвящена эта рецензия, если авторское название “Фулл-хаус” (Full House) годится для американского рынка, то почему нужно маскировать британское издание под “Великолепие жизни” (Life's Grandeur)? Или предполагается, что нас нужно защищать от карточного арго? [246]

Такие изменения названий в лучшем случае сбивают читателей с толку и запутывают наши списки цитируемой литературы. Данное конкретное изменение вдвойне прискорбно, потому что “Великолепие жизни” (название, а не книга) как будто специально сделано так, чтобы его путали с “Удивительной жизнью”, и разница названий никак не передает разницу содержания этих книг. Эти две книги не Траляля и Труляля, и несправедливо по отношению к автору называть их так, будто это именно тот случай. В общем, разрешите мне предложить авторам всех стран соединяться и отстаивать свое право называть собственные книги так, как хочется.