— Да, эта смерть не похожа на самоубийство.

Я выпрямился и вышел на террасу. Она был маленькой и узкой; даже не балкон, а птичья жердочка, выставленная перед скворечником. Я смотрел на прибрежный город внизу и ни о чем не думал. Один из стражников отозвал претора, и тот вышел из окровавленной комнаты. Франсуаз приблизилась ко мне.

— О чем думаешь? — спросила она.

— Можно ли было ее спасти.

— Как?

— Посуди сама. Зденек Лишка пришел к нам рано утром. Сказал, что поэта убили. Я не отнесся к этому всерьез, и теперь девушка мертва.

— Думаешь, ты мог ее спасти?

Красный фургон ехал далеко внизу, на городской улице. Отчего-то он привлек мое внимание, и я не отрывал от него глаз, пока тот не скрылся за рядами домов.

— Мне бы хотелось так думать, — ответил я.

Я повернулся спиной к огромному городу.

Претор стоял над телом, и только крови на руках не хватало, чтобы принять его за убийцу.

— Вы сказали, что Диана была подругой Багдади, — заметила Франсуаз. — Она была подругой — или подругой?

Претор поднял глаза от убитой; чем-то она притягивала его взгляд гнома.

— Они трахались? — подсказала Френки.

— Об этом лучше у второй спросить, — ответил королевский следователь. — Той, что тело нашла. Сейчас в истерике бьется.

— Кто она?

— Люсинда Эйвенель. Пришла сюда, чтобы поговорить о Серхио. Вместе порыдать захотелось. Дверь была открыта, она заглянула — и увидела тело.

— И у нее появилась веская причина заплакать, — констатировал я. — Полагаю, Френки, нам пора поговорить с этой девушкой.

Люсинда Эйвенель курила, закинув ногу за ногу и поставив локоть на стол рядом с собой. Широкое лицо обрамляли песочного цвета волосы. Она подводила глаза ярко-синей мифрилью, губная помада казалась почти бесцветной. В правом ухе висела большая, но легкая золотая серьга, в левом ничего не было.

— Если девица только что билась в истерике, — произнесла Франсуаз. — То слишком быстро с ней справилась.

Люсинда посмотрела на меня не без интереса. Ее глаза скользнули по дорогому костюму, задержались на поясе с бриллиантовой инкрустацией, и наконец она встретилась со мной взглядом. Взор ее был живым, ищущим, и в нем читалось нечто, готовое перерасти в сексуальное приглашение.

То, что я испытал, глядя на нее, наверняка бы ее удивило. У меня создалось неприятное впечатление, будто я по-прежнему смотрю в глаза мертвой Дианы.

— Она не справлялась, — ответил я.

Я присел на стул напротив Люсинды:

— Где вы взяли наркотики?

Эльфийка поглядела на меня так, словно я начал ее кадрить; а она еще не решила, переспать со мной сразу, или немного поиграть. Поднялась и, подойдя к шкафу, раскрыла зеркальную дверцу. В ее пальцах появилась резная коробочка, в форме черепахи.

— Я нюхнула только два раза.

Это не были слова оправдания.

У меня начало складываться странное ощущение, что Люсинда видит во мне своего,в противовес претору и королевским стражникам.

— Вот зачем вы пришли сюда сегодня, — произнес я.

Приняв из рук Люсинды деревянную черепашку, я открыл крышку, вделанную в панцирь фигурки. Мне не пришлось принюхиваться, чтобы определить тип наркотика — алый гиацинт, довольно сильный, он был особенно распространен в таких полубогемных кругах.

Простой гоблин предпочел бы что-то более крепкое.

— Стражники даже не смотрели, чем я занимаюсь, — произнесла Люсинда, возвращаясь на табуретку. — Им ведь не обязательно знать, правда, маэстро?

— Почему вы зовете меня так? — усмехнулся я.

Она заговорщически улыбнулась; если можно говорить так о девушке, которая постоянно находилась в состоянии томного полусна.

— Не потому, что кажешься старше, — произнесла эльфийка. — Ты как раз то, что мне нравится. Молодой, сильный — не такой, как все эти сопляки, которые даже нос подтереть не умеют, чтобы щеки не испачкать.

Эльфийка слегка наклоняла голову, рассматривая меня.

— А, маэстро? Не знаю, есть в тебе что-то такое. Ум, огонь. Хочется идти за тобой, куда ни скажешь… В Соловушке это было. Пока не спился. А вот ты не из таких…

Люсинда положила на стол руку, явно рассчитывая, что я дотронусь до нее. Френки в ужасе переводила взгляд с меня на юную наркоманку.

— Ты знаешь, кто убил Диану? — спросил я.

— Нет… Кому она нужна? Наивной Дианочка была, глупенькой. Думала, Соловушка ее любит.