Шрифт:
Однако эскулап получал достаточно, чтобы навесить на губы замок тактичности. Доктор вышел из палаты так, словно этот уход был главной целью его появления.
Френки осматривала палату с видом архангела Гавриила.
— Здесь довольно прилично, — сообщила она. — Но не все на уровне.
— Зденеку Лишке наверняка будет неуютно, — произнес я. — Когда придет в себя. Он привык к грязным мансардам и запаху алкоголя; как бы с ним ни случилось шока от чистоты.
Гном, лежавший на кровати, пошевелился. Это причинило ему боль; а боль помогла полностью прийти в себя.
— Где я? — спросил Лишка.
— На небесах, — ответил я. — И вам придется заплатить за все свои преступления.
Я не стал подходить близко к кровати; Френки взяла стул и поставила его возле постели больного. Девушка склонилась над Зденеком.
— Вы помните, что произошло? — спросила демонесса.
— Смутно… — ответил гном.
Френки носит платья с такими глубокими декольте, что Марианская впадина по сравнению с ними — лишь незначительная щербинка. Теперь вырез оказался перед самыми глазами Лишки.
Мне пришло в голову, что такое потрясение способно перечеркнуть все усилия медиков, и уложить любителя поэзии прямо в гроб. Но я не стал вмешиваться; нельзя лишать человека шанса умереть от счастья.
— Теперь все позади, — ласково произнесла Френки. — Элдарион больше не осмелится тронуть вас.
Глаза Лишки лихорадочно заблестели.
— Вы не поверили мне. Когда я сказал, что Серхио убили. Подумали, у меня не все дома.
— Тогда все указывало на самоубийство, — ответила Френки.
— Как и сейчас, — вполголоса пробормотал я.
— Вы не понимаете, — говорил Лишка. — Вы видели только то, что вам хотели показать. Посмотрите на фотографии, — те, что напечатали все газеты. Серхио на кровати, с револьвером в руке. Выглядит, словно сцена из кино.
Он закашлялся.
— Я приехал сразу после того, как… как его нашли. Все было перевернуто. Сам он скорчился на полу. Оружие валялось в другом конце комнаты.
— Кто изменил положение тела? — спросил я.
— Фотографы… Те, что пришли потом. Я не знаю, кто были эти люди! Я даже не понял, откуда они взялись. В мансарде все переставили. Забрали улики. Серхио убили, но теперь я не смогу этого доказать.
Я положил пальцы на плечо Френки, и коротко пробарабанил.
— Извините нас, — произнесла девушка.
Она встала и подошла к окну следом за мной.
— Надеюсь, ты не приняла всерьез его слова?
— По-твоему, он лгал?
— Нет — он не лжет нам. И на самом деле верит в то, что говорит. Но себя обманывает, и создает целую теорию заговора. Так человек может вообразить, что девушка его любит, только потому, что та ему не врезала.
— То есть, тело Серхио никто не трогал?
— Люди верят в то, во что хотят верить. Факты вгоняются молотком в заранее заготовленную схему. Если причин для глупости недостаточно, человек придумает их.
— Но что произошло на самом деле?
— Может быть множество объяснений. Самое правдоподобное из них — это были люди Элдариона.
— Зачем книгоиздателю уничтожать улики?
— Не улики, Френки. Представь себе. Великий поэт. У тысяч экзальтированных любителей стихов его имя ассоциируется с чем-то прекрасным и возвышенным.
Лишка не слушал нас; он вновь наполовину погрузился в сон.
— Теперь представь, что его нашли застрелившимся — грязный, в измятой одежде, скорчившийся, повсюду мусор. Можно ли помещать в газетах такуюфотографию? Говорить людям правду об их кумире?
— Наверное, нет.
— Элдарион постарался сделать смерть Серхио красивой. Да, в каком-то отношении Лишка прав. Гибель Багдади связана с большим обманом — но не из-за убийства. Это всего лишь продолжение той лжи, что сопровождала его на протяжении всей жизни.
Гном находился в том состоянии, когда явь смешана со сном, и грани реальности перетекают одна в другую, то вспыхивая яркими огнями, то затухая, как звезды, гаснущие с приходом утра. Может быть, ему казалось, что в эти полуразмытые мгновения он вновь общается со своим погибшим другом.