Еще лучше, чем нравиться людям, она научилась распознавать монаршие слабости. Король ставил удовольствие превыше всего. Один из министров заметил: «Если Александр (Македонский) обращался к женщинам, когда не оставалось больше дел, то его величество обращается к делам, когда вокруг нет женщин». Движимый могучим жизненным аппетитом, Франциск не мог жить без красоты, будь то живопись, архитектура, женщины или книги. Его почти всегда можно было встретить в компании придворных дам, которых он называл «моя маленькая банда». Для того чтобы стать членом этого интимного кружка, счастливице необходимо было обладать приятной внешностью, остроумием, выказывать смелость и искусство в верховой езде и неутомимо сносить сальные шутки. Также нельзя было попасть в этот кружок без одобрения фаворитки короля, Анны д'Эйли, герцогини д'Этамп. Екатерине не составило особого труда расположить к себе госпожу д'Этамп, и та с радостью приняла юную герцогиню в «маленькую банду короля». Там Екатерину особенно ценили за ее личные качества. Она всегда угадывала, как можно развлечь короля, даже если он пребывал в дурном настроении. Быстрая, ловкая, физически выносливая, она ни в чем не отставала от своего энергичного свекра. Екатерина увлекалась «честными состязаниями, наподобие танцев, в которых являла немалое умение и величие манер» и могла легко продемонстрировать новейшие итальянские танцы, чем неизменно восхищала Франциска.

Подобно королю, Екатерина любила охоту и могла взять любой барьер, лишь бы не отстать от его величества. Даже падения с лошади переносила спокойно и храбро, и была немедленно готова к новым испытаниям. Среди новшеств, которые молодая итальянка привезла с собой, было боковое седло, коего еще не видела Франция. Прежде французские дамы пользовались для верховой езды неуклюжим приспособлением, напоминавшим кресло, поставленное боком и закрепленное на спине лошади. Оно позволяло лишь медленную прогулочную езду. Боковое седло помогло женщинам и держаться вровень с мужчинами, и показывать ножки. Икры Екатерины были хорошей формы, так что она пользовалась любой возможностью продемонстрировать и это свое достоинство. Наряду с боковым седлом, герцогиня Орлеанская привнесла еще одно новшество, которое трудно переоценить, — панталоны, прообраз современного нижнего белья. Прежде отсутствие этого предмета означало, что, когда галантный рыцарь предлагал даме руку, помогая сойти с седла, он, пусть и на краткий миг, мог «лицезреть небеса». Теперь же стыдливость дам стала подвергаться меньшему риску, что лишь еще сильнее будило чувственность и прекрасных амазонок, и их кавалеров.

Юная герцогиня очень разумно позволила госпоже д'Этамп, с которой проживала в одних покоях, быть с ней накоротке, к вящему удовольствию короля, радовавшегося, что его фаворитка и невестка нашли общий язык. Екатерина старалась проводить как можно больше времени с Франциском — слушая, обучаясь, наблюдая. Несмотря на многие недостатки, Франциск был истинным королем до мозга костей. Историк-хронист аббат Пьер де Брантом, побывавший до этого и солдатом, и придворным, сказал о Екатерине того времени: «Ее роль состояла в том, чтобы не иметь никаких ролей, пока это не потребуется королю». Манера разговора юной итальянки, свидетельствовавшая о более глубокой эрудиции, нежели у большинства девушек ее возраста, изумляла Франциска; он ценил остроумие Екатерины и ее живой интеллект. Свободно участвуя в забавах королевского кружка, непристойных беседах и вольных шутках, юная герцогиня проявляла массу терпения и такта.

Из письма, написанного Екатериной Марии Сальвиати (ее второй приемной матери, сын которой, Козимо Медичи, стал впоследствии герцогом Козимо I), можно понять, сколь сильно девушка тосковала по дому. Почерк у нее в то время был разборчивый, но еще детский: «Я удивлена, потому что написала вам множество писем и ни разу не получала ответа, а это удивляет меня еще более». Екатерина спрашивает, как продвигаются дела: «Сделали ли вы то, о чем я просила, когда уезжала, — если так, пожалуйста, вышлите это через заслуживающих доверия людей, а также приложите опись стоимости». Понимая, как важно жить по стандартам французской моды, она заказала «длинные белые рукава, сплошь вышитые золотом и черным шелком», и просила «вышлите мне счет за работу».

Екатерина сумела сблизиться с сестрой Франциска, Маргаритой — ставшей теперь королевой Наварры, — и нашла в ней добрую подругу и наставницу [21] . Одна из умнейших и замечательных женщин при дворе, Маргарита поддерживала церковные реформы [22] . Она имела сильное влияние на брата и взяла маленькую герцогиню Орлеанскую под свое крыло.

Сестры Генриха, Маргарита и Мадлен, стали близкими подругами Екатерины в то время, когда двор переезжал из одного замка в другой, не удаляясь, впрочем, от реки Луары. Король любил лично наблюдать за строительными работами в своих дворцах и обсуждать проблемы с архитекторами и мастерами. Один из величайших строителей своего времени, он нанимал мастеров из Италии и был щедрым и охочим до новшеств патроном, воплощая французский Ренессанс как «сочетание итальянского стиля и французского вкуса». Франциск начал перестройку Лувра и оплачивал строительство Мадридского замка в Булонском лесу. Незаконченная из-за его смерти, эта работа была завершена Екатериной, время от времени посещавшей замок. Король построил дополнительные покои в замках Блуа, Сен-Жермен-ан-Лэ и Виллеркоттрэ, но лучшим из его предприятий по праву считается перестройка замка Фонтенбло. Он решил превратить бывший охотничий домик в прекрасный дворец, и именно это место считал своим домом и проводил там много времени. Шамбор, один из прекраснейших замков к северу от Альп, является подлинным произведением искусства. Он расположен в лесистой местности недалеко от Блуа, на берегу Луары. Начало его строительства было положено в 1529 году. Известный писатель XIX века Альфред де Виньи писал о дворце Шамбор, выстроенном Франциском от первого и до последнего камня: «Далеко от любых дорог вы можете найти королевский, а лучше сказать, волшебный замок… как будто унесенный из некоей солнечной страны, чтобы красоваться здесь, в ненастном краю. Дворец спрятан внутри, словно сокровище, среди голубых куполов и элегантных минаретов, отчего вам кажется, будто вы в Багдаде или же Кашмире». Основные работы над этим грандиозным сооружением закончились к 1540 году. Но потом Франциск II его потомки редко навещали замок. «Если бы Шамбор был разрушен, не осталось бы ни одного свидетельства стиля раннего Ренессанса… (его) красота помогает смириться с его запустением». Хотя Шамбор посещали нечасто, он все равно являлся отличным объектом для тех случаев, когда требовалось произвести впечатление, и Екатерина хорошо понимала, насколько важны такие дворцы для укрепления престижа монархов. Она сопровождала Франциска во время визитов в его замки и совершенно разделяла любовь короля к итальянскому искусству, наблюдая, какие грандиозные по тем временам суммы расходуются на приобретение скульптур, картин, роскошной утвари и редких книг, дабы украсить королевские дворцы. И большинство произведений искусства приходило с ее родины.

Хотя обаяние и живость Екатерины сумели расположить к ней свекра и его наперсников, оставался один человек, с которым она так и не сумела сблизиться, а именно — ее собственный муж. Генрих обращался с женой учтиво, но его безразличие при этом было очевидно. Он, вероятно, сожалел о том, какую жену ему выбрал отец, и причины на то имелись. Екатерина не привлекала Генриха как женщина, не являлась особой королевской крови и не сумела принести с собой того приданого, какое было обещано. Дружба Екатерины с герцогиней д'Этамп внушала Генриху недовольство, ибо между фавориткой отца и его собственной возлюбленной нарастала враждебность.

Рожденная в 1500 году, Диана де Пуатье, вдова Великого сенешаля Нормандии Луи де Брезе, была дочерью Жана де Пуатье, сеньора де Сен-Валье. Его мать, подобно матери Екатерины, принадлежала роду Ла Тур д'Оверни, соответственно Екатерина и Диана приходились друг другу троюродными сестрами, имея общего прадеда. Дядя по матери Жана де Пуатье женился на представительнице рода Бурбонов, которые весьма гордились родством с королем. К несчастью, он больше отличался родовитостью, чем здравомыслием, и поэтому в 1523 году решил примкнуть к восстанию против короля Франциска, затеянному своим родичем, коннетаблем де Бурбоном [23] . Приговоренный к казни за участие в заговоре, Жан де Пуатье получил помилование, когда его голова уже лежала на плахе и над ней был занесен топор палача. Вне всякого сомнения, Франциск специально подстроил это, дабы произвести должное впечатление на горе-заговорщика. Диана Пуатье к тому моменту, когда отец стал на сторону Бурбона, уже восемь лет являлась супругой Луи де Брезе. Он был на сорок лет старше и достоверно считался уродливейшим мужчиной Франции. Благодаря, главным образом, его вмешательству Жану де Пуатье заменили казнь пожизненным заключением, а к 1526 году бывший мятежник был уже на свободе.

Диана, еще в юности слывшая воплощением вкуса и элегантности, прибыла ко двору в возрасте четырнадцати лет и уже через год вышла замуж за богатого и знатного вдовца де Брезе. С самого начала она прославилась добродетельным поведением и изящными манерами. Добрая католичка, она не одобряла церковных реформ. Пусть и не такая блестящая красавица какой впоследствии ее описывали раболепные поэты и художники, Диана действительно была чрезвычайно привлекательна. Природная элегантность и некоторая холодность окружали юную даму ореолом загадочности. Фанатично следившая за своей внешностью, Диана никогда не пользовалась косметикой, а ее «секретным эликсиром юности» фактически являлась обыкновенная холодная вода, которую она употребляла как для лица, так и для тела в огромных количествах. Ярая поборница личной гигиены, и прежде всего, женской Диана даже получила в подарок книгу по этому вопросу, посвященную ей лично. Юная красавица рано ложилась спать, часто отдыхала и регулярно совершала моцион на свежем воздухе. Ее формула сохранения красоты была проста: избегать любого рода излишеств. Ей это удавалось лучше других благодаря прагматизму, исключительно холодной натуре и врожденному высокомерию, позволявшему избегать страстей.