– Эй, Рысь! Я, что ли, должон кричать, что берег показался? Опять на девок пялитесь?

– И совсем даже не пялимся, – с носа донесся сконфуженный голос впередсмотрящего. – Высматриваем мели да камни!

– Ага, – согласился сусанин, и ехидно добавил: – А девичьи… хм… спины весь обзор загораживают?

Атаман посмотрел на кормчего и, дождавшись легкого кивка, стал командовать:

– Парус спустить, гребцы на банки!

Ивашка, не в силах сдержать любопытства к новому берегу, конечно, прошёл на нос, где старший Рысь воспитывал младшего:

– Вона видишь ту, что по правую сторону третья бежит?..

– И чего я там не видал? – сердито возразил Рысенок. – Худющая, как весло.

Бац! Затрещина от старшего была крепкой.

– Ты, балда, смотри, как она быстро подскочила вверх. То ничего в воде не было видно, а сейчас уже и ноги показались. Что это значит?

– Что-что, – хмыгнул носом младший. – А то, что не женюсь я на ней, вот что! Мало того, что бегает быстро, да ещё и сигает вверх, как белка!

Занесший было снова широкую ладонь, Рысь только махнул рукой и, обратившись к Ивашке, с восхищением сказал:

– Вот ведь балда! Что я батьке скажу, взял, называется, ученичка?

Потом повернулся к брату и сердито продолжил:

– А значит это то, что берег круто вверх пошёл, ступенька там, понял? Вот иди теперь к атаману, говори, что бабы шум поднимут, воины нас встречать будут.

Рысёнок почесал в затылке, взглянул на старшего, но спорить не стал, только вздохнул. Волхв вглядывался в приближающейся берег, где волны устало лизали песок, совсем как наевшийся до отвала, но так и не отошедший от косточки щенок. Видно было плохо, узенький шнурок желтого цвета под тёмной издали полосой деревьев. Только остроглазые братья могли мало того что рассмотреть купающихся девчат, так ещё и раскритиковать их стати. А Рысь сощурился и довольно добавил:

– А ты не подглядывай! – и, повернувшись к Ивашке, объяснил: – Парнишку поймали, ишь ты, похабник. В кустах сидел, а девчонки напрямик побежали.

А на берегу, на песчаном пляже, дерзко раздвинувшем стену деревьев, начал собираться народ. Хоть и поблескивали опасливо наконечники копий, но не в первых рядах, слава богам. Ладья аккуратно приткнулась к брегу, и первым на чужой песок степенно спрыгнул атаман. Безошибочно выбрав старшего, Спесь поклонился ему (поклон спину не ломит, а уважить человека надо) и попросил:

– Позволь отдохнуть на берегу вашем, вождь. Клянемся обид не творить, людей не обижать.

Вождь оглянулся на копейщиков, переглянулся с украшенным ожерельем стариком и на понятном всем языке ответствовал:

– Отдыхайте. А я пока весточку ампиратору пошлю.

С трудом справившись с челюстью, норовившей упасть ниже колен, Спесь оглянулся на потрясенную команду и с трудом молвил:

– Дык… это… Какому ампиратору?

По наконечникам копий пробежал солнечный зайчик, но лица воинов не дрогнули. Зато шаман рассердился и долго кричал что-то на незнакомом языке, потом успокоился и, тщательно подбирая слова, ответил:

– Дык! Нельзя! Имя ампиратора священный! О забор язык чеши!

Услышав явно знакомую фразу, Спесь сначала расхохотался, потом окликнул Геллера:

– Володимир, достань-ка бочонок да иди сюда. Говорил же я, что пропажа наша найдётся!

Но пришлось идти в хижину вождя, дескать, не подобает большакам на берегу договариваться. Впрочем, хижина была вполне большим домом со многими домочадцами, только сделана из бревнышек, жердей и листьев и стояла на столбах, как на курьих ногах. Позванный с атаманом волхв коротко фыркнул и прошептал.

– Прямо как у Бабы Йоги, только печи для Ивашек не хватает.

Тот отвесил легкого подзатыльника и, понизив голос, пророкотал:

– Зим здесь наших не бывает, а что на столбах, так то ж у местных причины есть. Чай, не дворец, чтобы выпендриваться.

Усевшись на новенькие циновки, вожди повели степенный разговор, но неугомонный Ивашка сразу влез с вопросом:

– А почему вождь так хорошо наш язык знает?

На этот раз прилетело от Спеся, но вопрос атаман повторил.

Вождь тяжело вздохнул, грустно посмотрел на шамана, но ответил:

– Когда ампиратор стал на циновку, он сказал коротко: «Хочу чтобы меня все понимали! У вас слов много и все разные. Поэтому учите мой язык!» Вот и пришлось на старости лет… ну чистый империалист!

– И вообще, он не старый! – вспыхнула девушка, которая подавала снеданье. Потом зарделась, схватилась за щеки и умчалась из хижины.

– Дочь? – вежливо спросил Спесь.

– Жена, – опять тяжело вздохнул вождь. – Младшая…

Потом повернулся к дебелой тётке и что-то проворчал на своём языке, и для облегчения перевёл на понятный: