— И чего бы ждем? — Войцех, подпрыгнув, попытался выглянуть в узенькое окошко Малой часовни Ниликато — самой тихой и неприметной в городе. Собственно, в Веснеграде был еще и Темный собор — на Рыночной площади, прямо у ратуши, но Гарин отчего-то предпочел остановиться здесь.

— Хозяев, — отозвался гном, не открывая глаз. Со стороны могло показаться, что он спит — но Войцех уже научился не попадаться на эту удочку. В ту самую ночь, когда им пришлось ночевать на постоялом дворе, бывший подмастерье попытался удрать из комнаты в общий зал — там как раз что-то отмечали. Увы, ему не удалось сделать и пары шагов — гном, как выяснилось, и не думал спать, зорко наблюдая за новым работником. Шея у Войцеха после оперативно устроенной Гарином головомойки болела еще дня два.

— Так он вроде как уже на месте, — Войцех мотнул головой в сторону остиария, который с невероятно важным видом копался в столе у самой двери.

— Балда… — лениво отозвался Гарин. — Ну ничего, поймешь. Главное, чтоб сразу со страху не помер.

Бывший подмастерье обиженно надулся — уж на что-что, а на недостаток храбрости он никогда не жаловался. Поразмыслив пару секунд, Войцех решил напомнить хозяину, что именно он первый вызвался уйти во вьючники, но тут в дверь постучали, и он передумал.

— Закрыто, приходите утром, — дребезжащим голосом отозвался остиарий, ни на секунду не прекращая копаться.

— Во имя милосердия! — в голосе из-за двери сквозила нечеловеческая мука. — Умоляю…

— Открой, — Гарин сел на лежанке, с интересом уставившись на дверь. Лицо остиария скривилось, но возражать он не осмелился.

На пороге лежал невиданно изможденный человек. От когда-то добротной одежды остались одни лохмотья, кожа покраснела, а местами даже вздулась, и только на голове сияла белоснежная парусиновая шляпа — знак последователей Миенны Плачущей.

— Милосердия… — прохрипел человек и затих.

— Заноси его внутрь, — гнома было не узнать. Вся его леность и апатия вдруг куда-то делись, уступив место бешеной энергии.

— Это миеннист, — на сей раз остиарий осмелился подать голос. — Это может быть сочтено…

— Если будет, то лично за это и отвечу, — резко отозвался Гарин. — Ты должен быть в курсе.

— Да-да, конечно, — лицо адепта Ниликато скривилось еще больше, словно тому вместо яблока скормили пару лимонов. — Кстати, он воняет.

Войцех невольно принюхался. Действительно, от гостя просто-таки разило падалью — настолько сильно, что это чувствовал даже бывший подмастерье.

— Значит, ему плохо, — гном слез с лежака и принялся скидывать одежду. — Неси сюда какие-нибудь тряпки, постелим на пол. Возможно, скоро тут будет очень грязно.

Отмывать гостя пришлось долго — на него извели почти всю двухсотведерную бочку с дождевой водой, притулившуюся на заднем дворике. Лохмотья просто срезали с тела, тут же отправив Войцеха избавиться от них. Основной причиной, впрочем, было желание убрать куда подальше чрезмерно говорливого новичка.

Колени и ладони несчастного оказались стерты чуть ли не до кости — словно тот больше недели полз, не в силах встать на ноги. Но, когда миеннист лишился штанов, все стало ясно — в левой икре торчал обломок арбалетного болта.

— Что-то он выглядит слишком здоровым, — Гарин осторожно прощупал рану, не решаясь трогать сам обломок. Против ожидания, нога даже не была воспалена.

— Здоровым? — остиарий недовольно покрутил носом. — Да он выглядит, как несвежий покойник!

Определенная доля правды в его словах была — ребра культиста буквально просвечивали сквозь полупрозрачную кожу, тело горело огнем, а лицо невероятно напоминало череп.

— Ну, ты бы еще хуже выглядел, если б как он — неделю полз на коленках. Кстати, ты не в курсе насчет их обрядов? Может, у них так положено, и помогая ему в нашем понимании, мы испортим ему весь обряд?

— Хороший вопрос. Главное, своевременный, — хмыкнул остиарий, кинув короткий взгляд на отдраенное тело миенниста. — Но, насколько я знаю, такое практикуют лишь дети Фадомай, и то не все. Впрочем, согласно моим верованиям, я творю благо, и мне этого достаточно.

— Тоже вариант, — Гарин выудил из рюкзака серебряную фляжку, покрытую причудливой гравировкой. — Подержи ему голову.

В рот нырнула прозрачная струйка. Помещение наполнил отчетливый запах мяты, а культист закашлялся.

— Это что? — остиарий подозрительно принюхался.

— Слезы жизни. Ему понравится.

Миеннист перестал кашлять и открыл глаза.

— Где я?

— Часовня Претемной Ниликато. Или вы ошиблись адресом?

Миссионер снова закашлялся и попытался подняться.

— Какой это город? Мне срочно нужно в… в… — он мучительно сморщился, словно нужное слово напрочь выпало из дырявой памяти.