Эмили придерживалась своей любимой светло-зеленой гаммы цветов. Она чувствовала себя немного лучше и была свежа, как утренний цветок, светловолосая, с белой кожей. Ей, конечно, немножко не хватало румянца, но они решили не прибегать к искусственным средствам, над которыми всегда подшучивали, поэтому, попробовав румяна, Эмили тут же решительно их отвергла. Бриллианты Эшвордов — серьги в ушах и колье — своим блеском должны были компенсировать потерю цвета лица из-за недомогания, и Эмили была полна решимости сполна насладиться этим вечером.

Джек сидел рядом с женой и то и дело с тревогой поглядывал на нее. Но самое удивительное заключалось в том, что Питт тоже был здесь. После немалых споров он все же облачился в смокинг, позаимствованный у кого-то и странным образом отлично сидевший на нем. Шарлотта подозревала, что здесь не обошлось без хитроумного и весьма тактично осуществленного Джеком плана. Питт чувствовал себя несколько неловко; он то и дело поправлял воротничок, словно тот жал ему, приподнимал вверх то одну руку, то другую и вертел кистью, чтобы водворить на место сползающие манжеты. Однако он улыбался и, когда был уверен, что на него никто не смотрит, вполне наслаждался вечером.

Возможно, причиной тому было присутствие за столом лорда Энстиса, который небрежно гонял вилкой по тарелке кусочек лососины, словно весь сосредоточился на этом занятии. Лицо его выражало ожидание. За столом присутствовала также тетушка Веспасия. Ее серебряные волосы сияли, как корона, глаза были полны доброго юмора, а губы чуть улыбались, когда она смотрела то на Шарлотту, то на Томаса. Заметив, как последний в очередной раз расслабился и его плечи свободно опустились, она улыбнулась по-настоящему, и в ее улыбке была не только искренняя симпатия, но и удовольствие.

Лакей подал очередное блюдо, и лорд Энстис продолжил свой рассказ об истории любви Эдварда Хинэйджа Деринга к Ребекке Далсибелле Орпен.

Было это в 1859 году. Деринг явился к ее тетке леди Четтертон, женщине уже преклонного возраста и годящейся ему в матери, и так невразумительно и неловко попросил у нее руки ее племянницы Ребекки, что старая леди приняла это за предложение, сделанное ей самой, — и тут же дала согласие. Деринг был истым джентльменом и не захотел разбивать иллюзии леди Четтертон. В 1865 году все трое приняли католичество, продолжал лорд с ироничной улыбкой. А два года спустя Ребекка Орпен вышла замуж за приятеля Деринга, некоего Мармиона Эдварда Феррарса, тоже католика.

Шарлотта увлеченно слушала мастерский рассказ лорда Энстиса. Знай его получше, она не принимала бы все его слова на веру и усомнилась бы в истинности этой странной истории, но сейчас Шарлотта лишь изредка бросала вопрошающие взгляды на тетушку Веспасию, а та еле заметно кивала ей.

Энстис заметил ее взгляды, но лицо его было по-прежнему слегка насмешливым.

— В конце концов, — сказал он с явным удовольствием, — все они поселились в имении Феррарса в Бедсли-Клинтоне, в Уорвикшире, старинном и прекрасном замке, обнесенном рвом.

Питт осторожно кашлянул, но лорд не принял это за комментарий. Более того, все признаки недоверия слушателей только забавляли его; казалось, он только этого и хотел. Энстис взглянул на Веспасию, ища подтверждения, и получил его.

— Феррарсы не имели денег, о которых можно было говорить, — рассказчик рассеянно коснулся еды вилкой. — А у Дерингов их было в избытке, поэтому они оплачивали закладные, помогали восстановить местную старую церковь и все четверо вели спокойный образ жизни, занимаясь добрыми делами, философствовали и по вечерам вместе читали Теннисона. Деринг сочинял плохие романы, Феррарс, который не без оснований считал, что он похож на Карла Первого, одевался, как тот, и носил такую же бородку, а Ребекка писала со всех неплохие портреты акварелью. Леди Четтертон — а она не поменяла своей фамилии после брака — умерла в 1876 году, Мармион Феррарс — в 1884-м, а год спустя Деринг женился на Ребекке. Они, полагаю, живут счастливо и по сей день.

— Какая прелестная история! — воскликнула в восторге Эмили. — Поклянитесь, что это правда.

— Абсолютная, до мельчайших подробностей, — не задумываясь подтвердил лорд Энстис, глядя ей в глаза и явно забавляясь произведенным эффектом. — Дело в том, что сейчас очень многие ищут романтические идеалы — артисты, художники, поэты и вообще мечтатели. Мы ныне находимся под влиянием некоего эстетического движения, что, по-моему, является естественным переходом от чрезмерной наивности к хвастливой опытности.

Разговор за столом продолжался еще какое-то время, пока не подали десерт, и тогда несколько поспешно, обмениваясь улыбками, все поторопились к своим экипажам, чтобы успеть в Ковент-гарден.

— Разумеется, там будет весь свет, и все с женами! — волнуясь, воскликнула Эмили, когда они медленно двигались в тесном потоке экипажей. — В оперу надо приезжать пораньше, чтобы избежать упреков и ненужных взглядов, если доведется пробираться к своему месту, когда увертюра уже началась. Это неприлично, даже вульгарно, самый дешевый способ привлечь к себе внимание. — Она поудобней устроилась на сиденье. — Посещение оперы — это прекрасная возможность узнать последние новости. Я так давно тебя не видела, Томас. — Она лукаво улыбнулась Питту, не скрывая своего доброго расположения к нему. — Ты не совсем похож на себя, и мне трудно представить, как ты себя чувствуешь.