Шрифт:
«Черчилль?» — Всем своим видом я выражал недоумение, словно впервые слышал это имя.
«Да, Уинстон Черчилль... премьер-министр».
«А-а-а! Я слышал о нем».
«Муж говорит, что войну выиграют в воздухе. Вот почему Черчилль...»
«Абсолютно не разбираюсь в самолетах... никогда на них не летаю», — вставил я.
«Это не важно, — успокоила меня миссис Рубиол. — Я сама поднималась в воздух три или четыре раза. Но если...»
«А вот взять воздушные шары... Мне они гораздо больше по душе. Помните Сантос-Дюмона? Он еще полетел с верхушки Эйфелевой башни в Новую Шотландию. Это должно щекотать нервы, правда? А что вы говорили о Черчилле? Простите, я вас перебил».
Миссис Рубиол уже открыла рот, чтобы произнести долгий, взволнованный монолог о встрече мужа с Черчиллем.
«Я вот что хочу вам сказать, — не дал я ей произнести ни слова, — больше всего мне нравятся обеды, на которых подают много выпивки. Ну, вы сами понимаете, все немного под мухой, завязывается спор, а потом кому-то сворачивают челюсть. Слушать умные разговоры за обеденным столом — вредно для пищеварения. Кстати, нужен ли к обеду фрак? У меня его нет. Хочу, чтобы вы знали».
«Можете одеваться по своему вкусу... естественно», — сказала миссис Рубиол, по-прежнему никак не реагируя на мою наглость.
«Отлично! Потому что у меня только один костюм... вот этот — что на мне. Он не так еще плох, как вы думаете?»
Миссис Рубиол милостиво мне улыбнулась.
«Чем-то вы напоминаете мне Сомерсета Моэма, — снова затрещала она. — Я познакомилась с ним на борту парохода, плывущего из Италии. Какой милый, скромный человек! Никто не знал, кто он, кроме меня. Он путешествовал инкогнито...»
«Он действительно косолапит? Вы обратили внимание?» — спросил я.
«Косолапит?» — переспросила миссис Рубиол, обалдело глядя на меня.
«Да, косолапит, — повторил я. — Разве вы не читали его знаменитый роман...»
«„Человеческие страсти“! — воскликнула миссис Рубиол в восторге, что отгадала название, не догадываясь, что отгадала неправильно. — Нет, не читала, но я видела фильм. По-моему, отвратительный, как вы думаете?»
«Страшный — да, но не отвратительный, — рискнул я высказать свое мнение. — Очень страшный».
«Мне не очень понравилась Аннабелла в этом фильме», — сказала миссис Рубиол.
«Мне тоже. Зато Бетт Денис сыграла неплохо, правда?»
«Не помню, — ответила миссис Рубиол. — Кого она играла?»
«Дочь стрелочника, разве не помните?»
«Ах да, конечно!» — воскликнула миссис Рубиол, отчаянно пытаясь вспомнить то, чего никогда не видела.
«Помните, как она падает с лестницы, держа в руках поднос с едой?»
«Да, конечно, помню! Теперь я все вспомнила. Она неподражаема! Как она падала!»
«Вы что-то говорили о Черчилле...»
«Да, говорила... Дайте вспомнить... Что же я хотела вам рассказать?..»
«Прежде всего скажите, — вставил я, — действительно ли он не выпускает изо рта сигару? Говорят, даже засыпает с ней. Впрочем, это не важно. Мне просто интересно, так ли он глуп в жизни, как на экране?»
«Что! — вскричала миссис Рубиол. — Черчилль глуп? Неслыханно! Да он, возможно, самый умный человек в Англии».
«После Уайтхеда, вы хотите сказать?»
«Уайтхеда ?»
«Это человек, который звонит в гонг для Гертруды Стайн. Вы, конечно, знаете Гертруду Стайн? Нет? Но об Эрнесте Хемингуэе вы должны были слышать?»
«Теперь я поняла. Она его первая жена».
«Вот именно, — ответил я. — Они поженились в Понт-Эйвене и развелись в Авиньоне. Об Уайтхеде тогда еще никто не слышал. Это он придумал словосочетание — „божественная энтропия“... или то был Эддингтон? Точно не помню. Во всяком случае, в 1919 году, когда Гертруда Стайн написала „Нежные пуговицы“, Хемингуэй все еще вел разгульную жизнь. Возможно, вы помните дело Ставиского — тогда еще Лоувенстайн прыгнул с самолета и упал в Северное море? С тех пор много воды утекло...»
«Я, должно быть, жила тогда во Флоренции».
«А я в Люксембурге. Вы наверняка бывали в Люксембурге, миссис Рубиол? Нет? Прекрасное место. Никогда не забуду завтрак с Великой герцогиней. Красавицей ее не назовешь. Нечто среднее между Элеонорой Рузвельт и королевой Вильгельминой. В то время ее мучила подагра... Но я забыл про Уайтхеда. Кстати, что вы говорили о Черчилле?»
«Боюсь, не сумею вспомнить, — сказала миссис Рубиол. — Мы слишком быстро меняли темы разговора. У вас необычная манера вести беседу. — Она состроила гримаску. — Расскажите лучше о себе, — продолжала она. — Вы ничего не говорите о себе».