Шрифт:
Настенька первой начала расстёгивать у Кости на груди полосатую хлопчатобумажную ленинградку, которую он специально вытащил из бабушкиного гардероба в то утро, желая придать своему виду немного солидности. Как только рубашка повисла на спинке стула, Костя помог Настеньке избавиться от блузки и коротенькой юбки, после чего, не мешкая ни секунды, расстегнул молнию и скинул прямо на пол свои линялые джинсовые шорты Wild Cat.
Ни он, ни она не заметили, как очутились на одной из двух постелей, стоявших вдоль стен параллельно друг другу и разделённых узким проходом, покрытым старой ковровой дорожкой.
С последними деталями туалета оба расставались в таком страстном порыве, что вряд ли до конца отдавали себе отчёт в эпохальности свершавшегося события. Обоюдное неистовое желание заставляло влюблённых буквально набрасываться друг на друга. Не было такого участка на теле каждого из них, до которого бы не дотронулись в обжигающей ласке руки и губы партнёра.
У них не было опыта, но всё это казалось не важным в те безумные и исполненные высшего блаженства минуты.
Очень скоро от напора Костиной нежности и нарастающего возбуждения Настенька застонала. Её пальцы принялись лихорадочно теребить Костины волосы, с каждой секундой всё сильнее и сильнее цепляясь за его волнистые вихры. Когда заряд сладострастного напряжения, который сообщали её телу прикосновения Костиных губ и языка, стал совершенно нестерпимым, Настенька руками подала знак своему возлюбленному.
Соединиться так, как это было задумано природой, у них получилось не сразу. Сначала Костя пытался сделать всё сам, но, в первый раз увидев развитые женские органы в непосредственной близости от своих, он оказался слегка озадаченным. Почувствовав его затруднение, Настенька была вынуждена прийти на помощь своему неискушённому другу. Через пару минут совместных усилий они наконец догадались, как это нужно делать, но, войдя в непосредственный контакт, столкнулись с новым препятствием, которое, впрочем, не явилось для них неожиданностью.
Тело Настеньки чуть содрогнулось от приступа внезапной боли, после чего Костя дал ей возможность прийти в себя. Первую минуту или две она, казалось, совершенно ничего не чувствовала. Костя менял темп, гладил её волосы, нежно целовал шею, губы и подбородок, шептал на ухо самые проникновенные и ласковые слова, но пробудить в Настеньке желание во второй раз оказалось не просто. Он совершенно забыл про себя: кроме любимой девушки, которой Костя причинил боль и которую он так мечтал сделать счастливой в этот день, для него не существовало больше ничего не свете.
В конце концов, тело Настеньки стало потихоньку реагировать на отчаянный Костин призыв. Ему тут же захотелось, чтобы они достигли кульминации вместе, но, видимо, из-за последствий только что перенесённого болевого шока, у Настеньки так и не получилось до конца расслабиться во время первого в их жизни полноценного соития.
Когда всё закончилось, они долгое время не могли отдышаться. Оба были до такой степени утомлённы, что лишь через десять минут почувствовали себя в состоянии подняться с кровати.
Костя вытащил из холодильника большую тарелку с черешней, и влюблённые радостно набросились на спелые, сладкие ягоды. Приведя себя в порядок, они застирали в общественном умывальнике рядом с домом испачканное кровью покрывало. После чего купили по пломбиру в бумажном стаканчике и отправились на пляж.
Костя был на седьмом небе. Он обещал своей возлюбленной, что в следующий раз непременно сделает всё, как надо. Для объяснения того, что Настеньке вскоре предстояло испытать, он использовал некоторые самодельные выражения, правильной русскоязычной формой которых могли бы быть, к примеру, «глубокое телесное единение» и «сказочный экстаз». Настенька, тем не менее, выглядела слегка разочарованной, хотя, как и раньше, продолжала весело щебетать, улыбаться и отвечать на Костины поцелуи самым искренним образом.
В следующий раз Костя сдержал своё обещание. А через пару дней девочка настолько вошла во вкус, что влюблённые стали прогуливать санаторские завтраки, поскольку, едва сойдя с автобуса, оказывались вынужденными мчаться в заветный домик, чтобы поскорее утолить там свою безудержную страсть.
Вскоре одного раза в день стало им не хватать, и двухнедельный пансион на берегу Чёрного моря превратился в настоящий медовый месяц.
Реальности не знакомо чувство сострадания, и всё прекрасное рано или поздно подходит к концу. Подошло к нему и то сказочное лето.
В последние несколько дней Костиного пребывания в Геленджике влюблённым пришлось серьёзно подумать над тем, как жить дальше. Переплетённые мыслями, чувствами и кипучей пубертатной физиологией, они не могли теперь просуществовать и дня, не видя друг друга. Их уши становились глухими, если подолгу не слышали родного голоса, ноги и руки отказывались подчиняться, когда какая-нибудь враждебная воля расстраивала очередное свидание. Это была Любовь, Любовь с большой буквы — восторженное, трепетное чувство, наделяющее души беззаботностью и счастьем в моменты встреч и являющееся источником невыносимой тоски и убийственной тревоги в периоды разлуки.