Об этом стало известно всем участникам съезда, потому что каждый присутствовавший на этом обсуждении рассказал в своих делегациях, как проходило совещание представителей.

Когда на следующий день зачитали список, утвержденный совещанием представителей, из зала снова прозвучала фамилия Полозкова. Иван Кузьмич повторил то, что говорил накануне (его об этом просили делегаты), и зал, видя, что Горбачев вроде бы против него, включил Ивана Кузьмича в список для тайного голосования. При этом Полозков свою кандидатуру уже не снимал. А Купцов снял, хотя 400 человек проголосовали, чтобы оставить его в списке для тайного голосования. Сняли и кандидатуру Шенина.

Таким образом, в списке остались Полозков и Лобов. За кого голосовать? Конечно, в такой ситуации прошел Полозков Иван Кузьмич, получивший на несколько сот голосов больше соперника. И он стал первым секретарем КП РСФСР…

Это был второй случай, который я наблюдал в игре «Горбачев — Полозков». Третий — когда Горбачев предложил И.К. Полозкову вечером накануне голосования в Верховном Совете РСФСР выставить свою кандидатуру против Ельцина (Власов свою кандидатуру снял, тогда появился Полозков).

Иван Кузьмич сам ночью писал свое выступление, сам к нему готовился, и, может быть, не сними Власов свою кандидатуру или баллотировался бы кто-то другой, не Полозков, — Ельцин бы не прошел. Как бы плохо ни относились к Полозкову, к Ельцину — не лучше: ведь он выиграл с перевесом всего в четыре голоса!

Потом Горбачев мне сказал: «Знаешь, это голосование подтасовано». Я убежден, что так оно и было. Это электронное голосование проводил бывший начальник Вычислительного центра в Верховном Совете России. Уже после 1991 года он был освобожден за различные махинации, связанные с продажей электронной техники. Некоторое время его продержали заместителем председателя Москомимущества, потом и оттуда убрали. Личность достаточно одиозная, скользкая. Я с ним сталкивался, когда уже работал в коммерческой структуре, и примерно представляю, какой это человек.

И, наконец, четвертый случай, когда на моих глазах Горбачев использовал Полозкова как марионетку. Это произошло на Внеочередном III съезде народных депутатов России, когда попытались освободить Ельцина от обязанностей Председателя Верховного Совета. Все было подготовлено.

Вдруг совершенно неожиданно для всех Полозков встал и сказал: «Ребята, давайте жить мирно, не надо голосовать против Ельцина». Это ошарашило и делегатов, и руководителей делегаций, потому что договаривались о другом. И Ельцин остался Председателем Верховного Совета РСФСР…

Никогда я не был высокого мнения о Полозкове, знал его способности и возможности — он курировал Москву в качестве заведующего сектором ЦК, и мне приходилось с ним сталкиваться. Так что я представлял себе его уровень как партийного работника.

Избрание Полозкова не давало уверенности в том, что партия будет действовать соответственно сложившимся условиям. Так и случилось.

Многие партийные организации отказались менять свои названия. Меня, например, резко критиковали за то, что у нас осталось название: Московский городской комитет КПСС. Настаивали, чтобы назывался «Московский городской комитет КПРФ».

Но мы не изменили название ни одного районного комитета партии. В ряде организаций даже обсуждался вопрос о создании московской организации. Горбачев над этим смеялся: вот, мол, Прокофьев создаст Московскую партию внутри КПСС. В каждой шутке есть доля шутки, но проводить свою линию мы, естественно, собирались.

Мои отношения с Полозковым сразу же обострились. В тот день, когда его избрали, газетчики и телевизионщики брали у меня интервью. Я сказал, что создание Компартии Российской Федерации состоялось, и объяснил, почему я был против этого. Но если большинство настаивает, сказал я, значит надо создавать. Правда, желательно было, чтобы секретарем избрали менее одиозную фигуру, чем Иван Кузьмич Полозков.

Это интервью вызвало возмущение не только Полозкова, но и многих ортодоксальных коммунистов. Меня обвинили в отсутствии чувства партийного товарищества, в отсутствии поддержки…

Однако обратимся к XXVIII съезду КПСС — последнему съезду Коммунистической партии Советского Союза.

Делегаты Учредительного съезда, как я уже писал, «перетекли» с российского съезда на этот. Соответствующие были и настроения.

Так что когда я, выступая, сказал о негативном отношении московской организации к созданию Компартии РСФСР, меня зашикали. Я трижды начинал свое выступление, и трижды в зале раздавались шум, свист. Тем не менее я начинал сначала и, в конце концов, завладел вниманием зала, а когда окончил выступление, мне даже аплодировали. Это был не шквал оваций, но все-таки. Уже никакого шиканья или чего-то подобного не было.

Выступая, я говорил, что реакция зала вызвана тем, что политические процессы в Москве развиваются быстрее, чем на периферии, но нынешняя ситуация в партийных организациях столицы, говорил я, максимум через год, а то и раньше обязательно придет в областные организации. «И вам там придется, — говорил я на съезде, — столкнуться с теми же процессами, с которыми сталкиваемся мы сейчас. А ситуация состоит в следующем…» И я начал рассказывать о положении дел в Москве, о работе МГК, о своей позиции и об отношении к Центральному Комитету КПСС.