Еще секунда – и он меня уговорит, поэтому я поскорее отключился…

Добрался до скверика с опозданием на пятнадцать минут. Светлана сидела на скамеечке, перекинув нога на ногу и картинно вытянув руку с сигаретой. Я издали залюбовался ею. Хоть она и не годилась для Гараева и его абреков, слишком разборчивых, придающих чрезмерное значение возрасту и свежести кожи, моя бывшая жена по-прежнему была привлекательной дамой, и главное, даже в ее осанке чувствовалась порода, некий особый женский аристократизм, чему я всегда поражался (откуда? в дочери обыкновенного совслужащего?), а в годы любви именно ее врожденная способность держать себя, как бы точнее выразиться, горделиво, что ли, и в то же время застенчиво и непринужденно (Светлана в былые годы умела радоваться любому пустяку – остроумному слову, капельке дождя на зеленом листе), сводила меня с ума. Ее аристократическая повадка и теперь, когда нас всех, и умных и глупых, превратили, в сущности, в господскую обслугу, не выглядела нелепой или смешной. Чувство достоинства и абсолютную добропорядочность, наравне с деловыми качествами, наверняка сумел разглядеть в ней покойный Атаев, потому и потянулся к ней; да и блистательный Исламбек, наверное, не случайно оставил ее в «Золотом квадрате».

Я не стал извиняться за опоздание, опустился на скамейку и, глядя в ее встревоженные глаза, пробормотал:

– Он вернулся, Света. Он в Москве.

Впервые я увидел, как женщина мгновенно стареет, почти умирает, и тут же оборачивается молоденькой девушкой с весенним пламенем в глазах. Невероятная игра нервов, которую не сможет воспроизвести, самый гениальный актер.

– Где он?! – воскликнула слишком громко – и я приложил палец к губам, напоминая о конспирации.

– Володечка, пожалуйста, не дурачься, – схватила меня за руки. – Ты видел его?

– Я его слышал, – ответил я с гордостью – и потихонечку передал весь разговор с Вишенкой, слово в слово. Потом рассказал и о странном ощущении, охватившем меня во время разговора: словно это был не совсем Вишенка, а магнитофонная запись. Светлана слушала с полуоткрытым ртом, с раскрасневшимися щеками.

– Что значит магнитофонная запись? О чем ты, Володя?

– Сам не знаю. Наверное, как и ты, я испытал шок, вот и померещилось. Не придавай значения.

– Но это был он?

– Конечно, он. Голос ничуть не изменился. Я сразу его узнал. Он здесь. Разве ты не чувствуешь?

– Да, чувствую. Еще утром почувствовала. Причесывалась в ванной. И как будто кольнуло. В зеркале его отражение. Смутное, нечеткое. Но так и раньше бывало. Он появлялся и исчезал, я не успевала его разглядеть… Володя, что же нам теперь делать?

– Ничего, – ответил я беззаботно. – Ждали четыре года, подождем еще денек, другой.

– Володя, мне страшно!

– Понимаю, малышка… Еще бы не страшно. Но ведь он знает, что делает.

Она лихорадочно прикурила, затянулась.

– Все не то, Володя. Возможно, он нуждается в нашей помощи, но не мог сказать об этом. Надо что-то предпринять.

– Что мы можем предпринять?.. Я поговорю с Квазимодой, если ты не против.

– Ты ему так доверяешь?

– А ты нет?

Спросил автоматически, и без того хорошо знал об отношениях полковника и директора «Золотого квадрата». В сердцах Света обзывала его хамелеоном, мушиной липучкой, подозревала в участии в убийстве Атаева, иногда между ними возникали такие шумные перепалки, что сотрудники прятались по углам, чтобы избежать впоследствии подозрения в слишком большой осведомленности; но когда я однажды спросил ее, почему она не избавится от него, если считает двурушником и предателем, получил совершенно неожиданный ответ: «Что ты, Володечка, как можно. Без него нам крышка».

В этот раз посмотрела на меня с удивлением:

– Думаешь, он сам себе доверяет? Да у него столько лиц, сколько дней в неделе. Никогда не пойму, кто он такой. И что им руководит. Но уж точно не алчность. Иногда мне кажется, он опаснее Гараева. А, что там, я до сих пор не знаю, где он живет, какая у него семья. Это не человек, а ящик Пандоры. Но самое чудное, Володя, я убеждена, он не желает мне зла. Если бы хотел, от меня давно мокрое место осталось бы. О чем ты будешь с ним говорить?

– О Вишенке, конечно. Раздраженно фыркнула:

– Ясно, что о Вишенке. Но что именно? Что ты от него хочешь узнать? Или что попросить?

– Ты же сказала, что он на нашей стороне. Я тоже так думаю. Если у Вишенки в Москве проблемы, лучше заранее заручиться поддержкой Дарьялова. Кто нам поможет, кроме него. При его опыте, его связях…

– Ага, – перебила Света. – Он уже однажды помог. Четыре года назад.

Мне не хотелось углубляться в старый беспредметный спор.

– Хорошо, если возражаешь, не пойду к нему. Я же специально тебя спросил.

Как всякая женщина, Света легко разворачивалась на сто восемьдесят градусов.

– Нет уж иди, раз собрался. Только помни, Володечка, Петр Петрович человек непредсказуемый, чекист сталинского замеса. Вот один факт: Гараев после воцарения целый год держал его под прицелом, все об этом знали. Я сама думала, его очередь следующая за Русланом. Его или моя. И Дарьялов это знал. Но только посмеивался. И что же? Недавно Гараев предложил ему возглавить все тайные службы концерна. Поверь, это целая армия. Тысяч пять вооруженных людей, множество секретных подразделений – и не только в Москве. Как Дарьялов переломил ситуацию, можешь себе представить?