Шрифт:
— Машину где поменяем?
— В гараже… Здесь рядом, я провожу, — улыбнулась женщина.
Мужчина молчал.
— Вы знаете, что в джипе?
— Конечно… Пейте кофе, остынет. Покушайте немного.
Никите доводилось и прежде проходить по подобным цепочкам, их было великое множество в новой России, приспособленных для разных целей. Иногда сталкивался с любителями, но сейчас перед ним были профессионалы, это не вызывало сомнений. Он поел, запихивая в рот большие куски. Глотал, почти не пережевывая. Торопился. Анита одна в машине, прошло уже с полчаса. Женщина смотрела на него с сочувствием.
— Может, чего-нибудь посолиднее? Тарелочку борща?
— Нет-нет, спасибо! Пора ехать… У меня там в машине…
Неожиданно выступил мужчина, благодушно заметил:
— Не волнуйся, за твоей дамой приглядывают.
Успокоенный, Никита попросил разрешения умыться.
Надежда Ивановна отвела его в ванную, подала чистое махровое полотенце. Из ванной дозвонился Жеке. Тот разговаривал как-то вяло, но сообщил главное: операция закончилась, Валенок спит. Он будет жить.
Пробуждение Аниты проходило толчками и началось на перегоне между Выборгом и границей. Когда переносил ее на руках из джипа в «ситроен», она вроде готова была проснуться, обхватила его за шею, но не проснулась, не хватило сил. Но едва выбрались на живописный ночной простор, усеянный дорожными огнями, по которому бродили сказочные великаны с задранными к темному небу шапками кудрей, как закопошилась сзади, сонно зевнула — и снова затихла. Но уже не спала. В зеркальце видел ее мерцающие, фосфоресцирующие, как у кошки, глаза. Дал ей время сориентироваться, ждал, пока заговорит первая. Наконец услышал:
— Где мы, Никита?
Ее робкий голос — первая теплая иголка в его заледеневшее сердце, которое, он думал, больше не оттает никогда. Ответил бодро, спокойно:
— До финской границы сто километров. Уходим из России, принцесса.
Ей понадобилось немало времени, чтобы обдумать его слова.
— Значит, ты все-таки забрал меня оттуда? Это не новый сон?
— Все кончилось, Аня. Все плохое позади.
— Долго же ты собирался…
— Так сложились обстоятельства. Извини.
— Ты знаешь, что папу убили?
— Тот, кто это сделал, скоро ответит. Я как раз этим занимаюсь.
— Никита, мне надо кое-куда…
— Конечно, сейчас…
У первого же указателя с вилками и ложками свернул с шоссе, вырулил на освещенную просторную площадку, заставленную в основном дальнобойщиками. Приземистое строение современного стиля светилось множеством неоновых вкладышей, оттуда доносилась музыка. Ресторан, дом быта, магазин, заправка — и все что угодно. Никита подал девушке руку, помог выбраться из машины. Она была все еще в тюремном свитере и безобразных мужских штанах, но в новеньком пуховике — презент Надежды Ивановны. Оперлась на его руку. Ее нежная ладошка — второй горячий укол в сердце. Прикосновение после разлуки. Ему потребовалось усилие, чтобы не схватить ее в охапку. Нельзя пугать. Нельзя делать резких движений.
— Ты как? Ноги держат?
— Держат. — Все слова она произносила одинаковым равнодушным тоном и с тайным напряжением. Ничего, подумал он, ничего. Бывает хуже. Намного.
Проводил ее в дамскую комнату, сам у стойки заказал кофе и бутерброды. Подумал и добавил рюмку коньяку. Уселся на стуле так, чтобы видеть вход в туалет.
Анита пробыла там минут десять. Вышла по-прежнему смурная, но немного посвежевшая. Никита поднялся, чтобы она его увидела. У принцессы была другая походка, не такая, как прежде. Она словно боялась споткнуться, словно передвигалась по гололеду. Никита усадил ее за пластиковый столик, перенес туда еду.
— Выпей рюмочку, Ань. Не повредит.
— А ты?
— Я за рулем. Скоро граница. Нельзя.
— А что это?
— Коньяк, Ань. Дорогущий.
— Хочешь, чтобы я выпила?
— Ага. И поешь.
Анита опрокинула коньяк как воду, взяла с тарелки бутерброд с семгой, начала жевать. Жевание тоже получалось у нее как-то заторможенно, при этом она смотрела в какую-то одну точку у него за спиной. Умытое лицо было двухцветным: одна сторона голубоватая от виска до скулы, другая бледная, с желтизной. Оба цвета ненатуральные, искусственные. Он сходил к стойке и принес стакан апельсинового сока. Тут угодил. Анита выпила сразу половину.
— У тебя ничего не болит? — спросил осторожно, ощущая непривычную тяжесть в подреберье, не связанную с физической нагрузкой.
— Я в порядке, не волнуйся.
— Тогда послушай, что скажу. Тебе надо собраться. На границе могут быть разные неожиданности. Нет, совсем необязательно, но могут быть. По паспорту ты теперь Милевская Катя. Катерина Самойловна. А меня зовут Паша Савелов. Понимаешь, о чем говорю?
— Я не сумасшедшая. Ты Паша, я Катя.
— Ну, пока и все. Ни о чем не хочешь спросить?