— Зато я смыслю, — сухо сказал Граймс. Пора было сменить тему, пока этот разговор его не доконал. — Ага, вот так. Только посмотрите по условной окраске. Синий провод — АЛГЭ…

— Знаю–знаю, — перебил Бакстер. — Лучш' скажите: сто'щая вещь?

— Да. Конечно, если по нам будут очень долго лупить лазером, мы все рано поджаримся. Но какое–то время продержаться можно.

— Наде'сь, вы правы, — Бакстер соединил последние проводки и поместил панель в пустой корпус. — Волшебн' кабинет готов, професс'р. Публика жаждет увидеть, каких кроликов вы достан'те из шляпы.

— Полезных и нужных, — сказал капитан, появляясь из люка. — Ну как, теперь вы готовы , мистер Граймс?

— Да, сэр.

— Хорошо. Тогда стартуем. Можете занять кресло второго пилота, а мистер Бакстер последит за реактивным двигателем.

— Есть, шкип'р, — отозвался инженер, убрал инструменты в поясник и направился к люку.

Интерком начал подавать признаки жизни, потом доложил голосом Джейн Пентекост:

— Суда разъединены. Шлюз закрыт.

— Еще не разъединены: магниты остались, — буркнул Крейвен и потянулся к передатчику: — «Эпсилон Секстана» — «Дельте Ориона». Убрать магниты. Отбой.

— «Дельта Ориона» — «Эпсилону Секстана». Убираем.

Через иллюминатор Граймс увидел, как яркие серебристые тросы, змеясь, втянулись в пазы.

— Готово, капитан.

— Спасибо, капитан Кеннеди. Надеюсь… — голос Крейвена зазвучал мягче: — Надеюсь, ты сохранишь этот привесок к имени, Билл.

— Спасибо, сэр. И всего хорошего от нас всем вам. Доброй охоты.

— Спасибо. Позаботься о старушке «Делии», капитан. И о себе тоже. Отбой — и старт.

— «Дельта Ориона» — «Эпсилону Секстана». Отбой и старт.

«Так и хочется сказать «последний“, — подумал Граймс.

Он знал, что корабли, уже ничем не связанные, медленно плывут прочь друг от друга. Вот «Дельта Ориона» появилась в иллюминаторе — ее видно полностью. Граймс уже не мог вспомнить день, когда впервые разглядывал ее в космопорте Вумера. Столько всякого случилось с тех пор… и сколько, будем надеяться, еще случится.

Крейвен снова склонился к микрофону интеркома.

— Приготовиться к темпоральной прецессии. Десинхронизируемся.

Голова пошла кругом, тонкий вой гироскопов болезненно вонзился в барабанные перепонки. Огромное светящееся тело второго корабля окуталось мерцающей пеленой, потом вдруг свернулось в подобие уродливой бутылки Клейна — и исчезло. Там, где только что был корабль (и оставался по–прежнему — в своем времени и пространстве), горели гигантские радужные спирали — такими представлялись в искривленном континууме далекие звезды.

— Манншенн — стоп!

Тонкое завывание мгновенно смолкло. Звезды в иллюминаторах снова были прежними — ослепительно яркие искры, рассыпанные в черноте.

— Мистер Граймс, — капитан резко обернулся. — Надеюсь, вы проявите к стрельбе больше интереса, чем к управлению кораблем. Хочу вам напомнить, что вы — старший помощник на этом судне и в случае моей гибели принимаете командование.

— Извините, сэр, — пробормотал Граймс — и, внезапно осмелев, произнес: — Но я не старпом, сэр. Я не подписывал договора.

К его удивлению, Крейвен рассмеялся:

— Каков крючкотвор! Ладно, мистер Граймс. Как только ляжем на курс, сразу займемся бумажной работой. И все же — могу я вас попросить повнимательнее отнестись к тому, что я делаю?

— Слушаюсь, сэр.

Граймс не ограничился обещаниями и превратился в зрение и слух. С каким мастерством капитан Крейвен разворачивал корабль, манипулируя направляющими гироскопами! Наконец красная звезда — конечная точка маршрута — оказалась прямо по курсу. Мичман отметил про себя, что реактивный двигатель работал дольше обычного, соответственно возрастало и ускорение, и не преминул об этом спросить.

— Они… — слова сходили с губ капитана: медленно и тяжело, словно и на них действовала перегрузка, — ожидают… что мы… будем… спешить. Не стоит… их разочаровывать…

Скорость быстро нарастала, но по меркам межзвездных расстояний все еще оставалась ничтожной. Несколько минут почти оглушающей тишины — и снова взревели реактивные двигатели. Почти сразу их гул стал стихать — но теперь все отсеки заливал свистящий вой Манншенновского движителя. Казалось, каждая деталь дрожит мелкой дрожью. Корабль летел, проваливаясь сквозь пространство и время, сквозь сжатые и искривленные измерения — словно спешил на свидание со Смертью…