За годы, непосредственно предшествовавшие созыву Генеральных штатов, Ламарк близко сошелся с двумя людьми, которым предстояло сыграть важнейшую роль в дальнейших событиях: герцогом Орлеанским и Лафайетом.

Именно в конце этого периода граф де Ламарк и встретился впервые с Мирабо. Инициатором встречи был интендант из Марселя, известный благодаря своей административной деятельности и литературному творчеству, — знаменитый Сенак де Мейян, один из самых проницательных свидетелей тех смутных времен. В 1788 году он устроил ужин у принца де Пуа, чтобы свести Мирабо и Ламарка в присутствии виконта де Ноайля и супругов Тессе.

Мирабо сначала произвел неблагоприятное впечатление на Ламарка. Тот нашел его некрасивым, вульгарным, неестественным, дурно одетым; несколько пошловатых острот, отпущенных во время ужина, только усилили это впечатление. Затем перешли в салон, и Сенак де Мейян завел речь о политике. Мирабо поддержал ее столь блестяще, что Ламарк отозвал его в сторонку. Он заговорил с ним о Германии. Тогда Мирабо, долгое время там проживший, проявил такие познания, что его собеседник был окончательно покорен.

Начались частые встречи, во время одной из них Ламарк отвел Мирабо к герцогу Орлеанскому. Непохоже, чтобы принц понравился будущему трибуну; по меньшей мере, Мирабо неоднократно уверял Ламарка, что герцог Орлеанский не внушает ему доверия и что ему претит действовать в союзе с этим человеком.

Предвыборная кампания 1789 года разлучила Мирабо и Ламарка; последний, хоть и не француз, был избран депутатом от дворянства в округе Кенуа. Прозаседав в палате второго сословия до конца июня, он увиделся с Мирабо, чье имя теперь было у всех на устах, лишь на общем собрании.

Ламарк заверил Мирабо, что рад встрече и что надеется найти время для частых бесед с ним.

— С таким аристократом, как вы, мне всегда будет легко найти общий язык, — ответил Мирабо, приняв приглашение на ужин на следующий день.

Немного спустя оба сидели за накрытым столом.

— Вы сильно недовольны мною, — сказал Мирабо, испытывая такое чувство, будто его подвергают остракизму.

— Вами и многими другими.

— Если так, вам следует начать проявлять недовольство теми, кто живет во дворце. Корабль государства попал в страшнейшую бурю, а у руля никого нет.

Мирабо повел целую обвинительную речь против Неккера и отсутствия у него четкого плана.

— Но вы-то чего хотите добиться, раздувая огонь в самом Собрании и вне его?

— Судьба Франции решена, — живо ответил Мирабо, — слова «свобода» и «налоги, одобренные народом», разнеслись по всему королевству. Теперь уже из всего этого не выпутаться без создания правительства, более или менее напоминающего английское.

Он добавил, что не его вина в том, что дворяне-монархисты отвергли его из соображений личной безопасности. Да, он вынужден был стать вожаком народной партии.

— Пришло время уважать людей, исходя из того, что у них есть вот тут, во лбу, меж двух бровей, — сказал он наконец.

Ламарк, задумчиво его слушавший, сделал попытку доказать своему гостю, не в силах найти оправдание его революционным речам, что его замечательное красноречие не возместит того зла, какое он приносит стране.

— В тот день, когда королевские министры согласятся беседовать со мной, я покажу, что предан делу короля и спасению монархии.

Когда друзья прощались, Мирабо, энергично сжав руку Ламарка, высказал пожелание:

— Я бы хотел, чтобы мы могли чаще встречаться вот так, накоротке.

Сильно пораженный этим разговором, Ламарк долго над ним размышлял. Он оценил опасности, которым подвергалось правительство, и первостепенную роль, которую был призван сыграть Мирабо; сказал себе, что было бы не лишено смысла примкнуть к этой сильной личности во имя порядка, и решил внимательно наблюдать за ним, чтобы увериться в том, что его словам можно доверять; а затем следовало найти наилучший способ его использовать.

Несколько дней спустя Ламарк снова пригласил Мирабо на ужин, но на сей раз в компании нескольких важных гостей, включая герцога д’Аренберга, своего старшего брата, и герцога де Лозена, старого завсегдатая Общества тридцати.

Вышколенный своим другом, Мирабо довольно спокойно изложил свои взгляды на недавние события и их возможные последствия. Похоже, что в тот день Ламарк принял окончательное решение, когда Мирабо, уходя, сказал ему:

— Постарайтесь же, чтобы во дворце знали: я в большей степени за них, чем против них…