Шрифт:
– Ну ни фига же себе, – проговорил потрясенный Сергей. Помолчал, соображая, и спросил: – А кого же казнят таким образом?
– Как правило, преступников. У них есть выбор. Согласие на благотворительную казнь – это отмена части правовых ограничений для ближайших родственников. Обычно приговоренные соглашаются и ведут себя как надо. Еще – потенциальные самоубийцы, безнадежно больные… «Эвтаназия у нас запрещена, но вы можете поучаствовать в благотворительной казни», – этот слоган у нас все знают.
– Ну ни фига же себе, – только и смог повторить Сергей.
– Словом, мне надоело, – объявила Ева. – Там хорошо, а здесь лучше.
– Постой… Раз уж там у вас такие нравы… Раз уж скальп… Тогда почему же не распродавать с аукциона пригодные для трансплантации органы казненных?
Ева вздохнула.
– Разве Родион не сказал тебе? Все, кроме одного, миры-лепестки развиты слабее вас. Какие могут быть трансплантации при их уровне развития? Один Центрум мог бы стать вровень с вами, если бы не испытал катастрофу сто с лишним лет назад… Теперь он отстает от вас где на сто лет, а где и на двести. «Высокомолекулярная чума» – это, знаешь, серьезно.
Сергей весь обратился в слух.
– С этой «чумой» и была связана катастрофа, – пояснила Ева. – Каков возбудитель и существует ли он вообще – этого мы не знаем. Кто говорит о микробах, кто о специальных нанороботах – все это пока только догадки. У нас нет научной базы, чтобы понять причину «высокомолекулярной чумы», а посвящать в наши секреты научный мир мы, конечно, не станем. Приятно только одно: из всех миров «заражен» лишь один Центрум. Думаю, что возбудитель «чумы» все же существует, но не способен преодолеть Проход в живом состоянии. И это радует! Но в Центруме почти все углеводороды распадаются очень быстро, и полимеры, естественно, тоже – кроме некоторых природных. Что отсюда следует?
– Что зубные пломбы делают там из амальгамы, а не из пластмассы, – сказал Сергей.
– А еще?
– Что сыграть там в футбол еще можно, а вот в настольный теннис – уже вряд ли.
– Глупо, но верно. Шарики целлулоидные, а это полимер. И кино там нет, потому что при их уровне техники без кинолент не обойтись, а это тоже полимеры. Существует только всякая ерунда вроде «волшебного фонаря» со сменой стеклянных диапозитивов. Но главное – в Центруме нет нефти. Раньше была, а теперь нет. Остался уголь, есть сколько-то природного газа, а нефти нет. Уничтожена прямо в геологических пластах. Природная катастрофа привела к политическим катаклизмам и техническому застою. Думаю, со временем будут найдены обходные пути, многое уже делается, особенно в Клондале и Лорее, но пока Центрум технологически позади вас.
– А остальные миры?
– Остальные – то же самое, но без глобальной катастрофы.
– Кроме одного, значит? – спросил Сергей.
– Кроме одного, – подтвердила Ева. – Тот мир-лепесток развит сильнее, чем ваш. И он давно отделился от Центрума. Как – не спрашивай. Но попасть туда невозможно.
Глава 5. Куда ты попал, Робин Крузо? Где ты был?
– Да брось ты, наконец, этот саквояж! – не выдержал Патрик. – Чего зря надрываешься?
– Там мой костюм, – тяжело дыша, ответил Макс. После спуска с горы и подъема на плечо другой горы он уже не был твердо убежден в необходимости носить лишние тяжести и продолжал тащить саквояж больше из упрямства. Саквояж тоже был из упрямых: обладал инерцией, оттягивал руку и все время норовил стукнуть по коленке.
А оружие Теодора Патрик нес сам, не рискуя доверить его Максу.
Это он правильно делал. Нет, Макс не стал бы стрелять Патрику в спину, даже если сумел бы разобраться, как снять диковинный карабин с предохранителя. Он всего лишь постарался бы избавиться от общества рыжего убийцы, отогнав его куда-нибудь за пределы видимости или подранив, если рыжий окажется чересчур настырным.
А что потом? Макс не знал. Наверное, стоило бы вернуться к телу Теодора – не потому, что он все-таки мог ожить (в такое развитие событий уже не слишком верилось), а потому, что именно там Макс попал в мир, который Патрик называл Центрумом. Где вход, там, возможно, и выход.
Так оно или нет, кто мог сказать? Но надеяться, наверное, не запрещено в любом мире.
На всякий случай Макс крутил головой, запоминая приметы: груду камней, одинокое кривое дерево, чье-то старое кострище, уже обросшее по краям жесткой травой…
Солнце пекло. Прыгали из-под ног кузнечики. Хотелось пить.
– Стоп, – скомандовал Патрик. – Привал пять минут. Давай сюда свой саквояж.
Одежда Теодора была бесцеремонно отброшена. Костюм и ботинки Макса Патрик аккуратно положил на камень.
– Это пригодится. Что тут еще? А, вода! Держи.
Алюминиевая фляга была теплой на ощупь и, судя по весу, почти полной. Макс нетерпеливо свинтил колпачок и принялся глотать воду. Он выпил бы полфляги, если бы Патрик не прикрикнул на него, приказным тоном потребовав не увлекаться.