– Наконец-то… Ну что, идешь?

– Иду, – сказал Макс. – Иду обратно.

Потребовалось время, чтобы Рафаэль понял.

– Я хочу назад в свой мир, – сухо объяснил Макс.

Привставший было Рафаэль вновь плюхнулся тощим задом на валун и развел руками.

– Ну что мне с тобой делать, а? Толковать тебе о том, что тот мир – не твой? Ты же не поверишь! Твой Гомеостат – аномалия среди миров, нет больше таких! И потом, про твой мир тебе наверняка уже все объяснил этот твой дружок ирландец…

– Патрик, – сказал Макс. – Но сначала был Теодор…

– Вот как? Этот не первый? И что же сталось с твоим Теодором?

– Патрик застрелил его.

Рафаэль засмеялся, показав мелкие белые зубы.

– Так я и думал. Патрик убил Теодора, Рафаэль убил Патрика… Прямо как «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова», только наоборот. И у каждого из них одна и та же версия насчет Гомеостата и Центрума. По-твоему, три человека, отнюдь не питающие друг к другу нежных чувств, могли договориться между собой насчет одинаковой лапши тебе на уши? Что скажешь?

Макс задумался. В словах Рафаэля был некоторый смысл. Да, хотелось вернуться к месту гибели Теодора… но весь ужас был в том, что эти трое убийц действительно говорили одно и то же. Значит, вернувшись, предстоит бесцельно ждать, стараясь не смотреть на мертвое тело и отмахиваясь от мух? Ждать неизвестно чего. Нет в мире добрых волшебников, никто не придет, не взмахнет волшебной палочкой и не потратит одно заклинание на то, чтобы вернуть заблудившегося человека в его привычный уютный мир.

– Жизнь такова, какова она есть, – сказал Рафаэль, не дождавшись от Макса ответа. – Не я придумал мир, где люди порой убивают друг друга, а убитые не воскресают. Не я придумал мир, где лгут ради выгоды и просто так, где одни люди посылают других людей на смерть, а другие соглашаются на опасные задания, не владея даже половиной всей информации. Но мир таков, каков он есть, и надо учиться в нем жить. Что наш мир, что мир Центрум – разница невелика. Уж в чем-чем, а в этом, пожалуй, и вовсе нет никакой разницы. Одни и те же игры. Пойми, друг Макс, я действительно не знаю, кто ты и зачем вдруг понадобился слишком многим. Я не знаю, кем ты был до того, как попал в Гомеостат… да-да, все жители Гомеостата – пришлые, там ведь нет рождаемости. Я не знаю, по своей ли воле ты попал туда. Я только знаю, что теперь ты понадобился многим… У тебя есть выбор, глупо это отрицать. Но только выбор между одними, другими или третьими. По крайней мере мои боссы зла тебе не желают, это мне известно точно, могу поклясться…

Макс поднялся на ноги. Сразу закружилась голова – слишком долго он просидел на корточках. Радостно вскочил и Рафаэль. Собака посмотрела хозяину в лицо и сдержанно гавкнула.

– Молчать, Лакки! Ну что, идем вместе? До Тупсы нам еще ого-го сколько ноги бить…

– Еще одно слово, и я никуда не пойду, – хмуро заявил Макс.

Рафаэль понимающе закивал: договорились, мол, заметано, лишних слов не говорю.

Вещи подверглись осмотру. Вынутый из рюкзака костюм Макса Рафаэль одобрил и запихал обратно, сказав, что, в такой дыре, как Оннели, он сойдет за клондальский, если только не соваться в нем в столицу, зато вещи Патрика подверглись ядовитой критике. Рафаэль забыл о своем обещании не болтать.

– Вообще ничего нет для мимикрии… Санта Мария, какой болван! Вырядился в спецназовца и вообразил, что может свободно разгуливать по Центруму! Как будто если у такого типа нет при себе товара, то пограничникам он уже неинтересен! В Оннели и того хуже: попадется в таком прикиде воинам Старца – примут за пограничника…

– И убьют? – спросил Макс.

– Будет сопротивляться – убьют. В противном случае потащат к командиру отряда, а то и к самому Старцу – разбираться. Убийство невиновного, по мнению черных, большой грех. Только, видишь ли, у них свои понятия насчет того, кто виновен, а кто нет. И уж если виновен, пощады не жди.

Рюкзачок Макса каким был, таким и остался. Из вещей Патрика Рафаэль взял себе только консервы и воду, не тронув ни его винтовку с оптическим прицелом, ни странный карабин Теодора, мимоходом назвав его автоматом, ни обнаруженный за воротом Патрика пистолет.

– Куртку сними и брось. Вот тебе рубаха. По-оннельски ты говоришь неважно, за местного все равно не сойдешь, нечего и пытаться. Встретим кого – молчи, говорить буду я. Спросят тебя – отвечай только «да», «нет» и «не знаю». Легенда: местный охотник встретил в горах странного человека, вероятно клондальца, потерявшего память. Ведет его в Тупсу показать властям. Очень законопослушный и сердобольный охотник… Перед прибытием ты переоденешься. Легенда изменится: ты мелкий коммивояжер, я твой контрагент. В Тупсе мы сядем на поезд. Я должен вывезти тебя за пределы Оннели – здесь я бессилен вернуть тебя на Землю.

– Куда? – переспросил Макс.

– В твой родной мир… Ты не поможешь мне убрать тело с тропинки?

Его встретили, когда во фляжке давно уже не осталось ни капли влаги, когда Сергей сильно страдал от жажды, но еще не успел испугаться настолько, чтобы открыть Проход, вывалиться на лужайку перед коттеджем, выпить много-много воды, принять душ, выспаться и, проанализировав причины неудачи, повторить попытку. С гребня очередного бархана он заметил двоих, и было похоже на то, что они заметили его раньше.

Он высоко поднял руки, показывая, что безоружен.

Они остались на месте. Один призывно махнул рукой: топай, мол, сюда.

И стрельнул в воздух, когда Сергей опрометчиво опустил руки. Поднять! Не нервировать!

Сам себе напоминая пленного фрица под Сталинградом, Сергей снова вздел руки над головой. Если кто-то думает, что ходить по бархану с поднятыми руками удобно, то он серьезно заблуждается.

Эти двое ждали. Приказали остановиться в пяти шагах от них, медленно снять рюкзак. Затем велели показать правое запястье. Один держал Сергея на мушке, другой деловито обыскал сначала его, затем – брезгливо – рюкзак. Тот еще не расползся под натиском неведомых бацилл, но успел осклизнуть. О судьбе спрятанной в рюкзаке палатки не хотелось и думать. В плачевное состояние пришли и кроссовки.