Шрифт:
— Летально!
— А что ты загадала?
— Сережа, я не могу быть откровенна с тобой. Ведь ты теперь не тот Сережа. И я не та Руфина. Мы же не в десятом классе.
— А ты вернись туда… Вернись и скажи.
— Сережа, я загадала, поцелуешь ты меня сегодня или нет.
— Это очень глупо, Руфина.
— А разве я говорю, что умно? Но сегодня же воскресенье. А больше всего глупостей приходится на этот день недели. Или я ошибаюсь?
Сережа нашел довод Руфины неоспоримым:
— Против этого ничего не скажешь. Я еще никогда и ни с кем не целовался, Руфина. Но я, понимаешь, отношусь к этому не то что очень серьезно, а все-таки вдумчиво. Ни до чего хорошего поцелуи не доводят.
— Если с Лидочкой, то да, — вставила маленькую шпилечку Руфина. — Она женщина, а я девчонка.
— Хотя и тоже целованная другим человеком, — шпилькой на шпильку ответил Сережа.
— Это верно, Сережа. И не кем-нибудь, а твоим родным братом. Значит, почти тобой.
Сережа не согласился, но и не опроверг!
— Почти, но не одно и то же. Я ведь все-таки другой человек.
— Да. Красивее и выше. Кудрявее и строже.
Произнеся эти слова вполголоса, Руфина отвернулась. Сережа подошел к ней и тихо сказал;
— Хорошо. Пусть сбудется загаданное. Только ты закрой глаза, Руфа, а то мне стыдно.
— И ты закрой, Сережа. Мне тоже стыдно.
Они поцеловались. Потом открыли глаза. Сережа сиял:
— Спасибо тебе, Руфа…
В небе появился другой ястреб.
— Хочешь, я загадаю еще, Сережа, на этого…
Сережа, не закрывая глаз, поцеловал Руфину и сказал:
— Что ты собираешься сделать со мной?
Руфина выскользнула из его рук и отбежала.
— Он душит меня в своих объятиях и меня же спрашивает, что я хочу с ним сделать…
— Ты мне ответь прямо, Руфина: стрелять или нет в этого?
— Стреляй! Я загадываю еще раз!
Сережа вскинул ружье. Прицелился. Выстрелил и промахнулся.
— Ура! — закричала Руфина и снова оказалась подле Сережи.
— Я же ударил мимо, — показал он глазами на улетающего ястреба.
— А я загадывала на промах…
Так вернулось потерянное Сережей и проснулось казавшееся умершим.
III
В это воскресенье утром, несколькими часами раньше встречи Сережи и Руфины в поле, на городском рынке произошла другая встреча.
Николай Олимпиевич Гладышев в праздничные дни, чтобы не беспокоить Аделаиду Казимировну, ведущую его домашнее хозяйство, частенько на рынок отправлялся сам.
На рынке у него всегда бывали приятные встречи.
Простота и общительность Гладышева не снижались до той упрощенности отношений, когда можно дернуть за рукав или, положив руки на плечи, сказать: «Коля, милый Коля, послушай, что тебе скажу». Так не осмелился бы сделать даже пьяный. Гладышев был для многих Николашей, и его называли так, но за этим именем всегда слышалось — Николай Олимпиевич… И даже — глубокоуважаемый Николай Олимпиевич.
Лидочка Сперанская торжественно и празднично несла свою белокурую головку по главному ряду рынка. Воскресный рынок выглядел куда наряднее будничного. Словно все съестное сюда пришло, чтобы в первую очередь покрасоваться, а потом уже продаться.
Воскресный городской рынок всегда несет на себе щегольство выставки даров земли, и торгующие не забывают одеться понаряднее, как, впрочем, и покупающие.
На Лидочке короткое платье из золотистой ткани. Рыночная сумка с двумя большими кольцами, продев сквозь них руку, она украсила ее, как браслетами. Весь облик Лидочки говорит, что в воскресном посещении рынка есть что-то театральное.
— Ау! Николай Олимпиевич! — окликнула Лидочка Гладышева, помахав рукой, и направила к нему свои стопы, обутые в сложную вязь тонкого переплетения белой кожи, ставшей босоножками на тонких каблучках.
— А вы-то зачем здесь? Здравствуйте, Лидочка, — поздоровался с нею Гладышев, а Лидочка, такая изящная, будто она вчера была не только у парикмахера, но и у скульптора, убравшего своим резцом все лишнее в ее и без того безупречном сложении, ответила:
— Такой вопрос следовало бы задать вам, Николай Олимпиевич.
— Вот тебе и на! — оживился Гладышев. — Как я изменю давней привычке обедать дома? Особенно в воскресенье.
— Вот так же, представьте, и я. Привыкнув с первого дня кратковременного замужества готовить семейный обед, боюсь нарушить заведенный порядок. Мне все время кажется, что кто-то придет и повелительно скажет: «Лидия, я хочу есть». И я всегда готовлю с запасом, а потом… потом съедаю оставшееся на другой день.