Шрифт:
— Больше не могу, возьми его в рот, полижи его, — сладострастно простонал Артур.
Словно насос, она втянула в свой рот его пенис, но не успела облизать его языком, как из него забил мощный гейзер теплой спермы. Она еще никогда не пробовала этого тягучего напитка на вкус и сейчас не без опасения стала заглатывать жидкость. Но ничего страшного не случилось, непривычное питье хотя и оказалось по вкусу весьма специфическим, но даже немного приятным — соленым и немного терпким. И она порадовалась этой своей победе; только что она избавилась от еще одного предубеждения.
Артур медленно приходил в себя, Катя лежала рядом и водила рукой по его лицу.
— Ты великолепная любовница, — сказал он немного задумчиво, словно не до конца доверяя своей собственной высокой оценке. — Я не предполагал, что ты так сумеешь обращаться с моей игрушечкой. У вас с ним получился отличный дуэт. Раз вы нашли с ним общий язык, ты должна его как-то назвать. Выбери для него имя.
— Опять? И для него тоже.
— А почему бы и нет? Так как тебе хочется его называть?
— Василий, — почти не задумываясь, окрестила она понуро лежащий, словно утомленной после бурной охоты пес, пенис Артура.
— Василий? Почему Василий?
— Не знаю, просто пришло на ум это имя.
— Ладно, пусть он будет наречен Василием.
Катя взяла член в руку и слегка надавила на его головку, словно прося у него внимания.
— Запомни, — сказала она, — отныне ты больше не безымянный, теперь тебя зовут Василием. Ты должен откликаться на это имя. Тебе нравится оно?
Она увидела, как член слегка ожил и даже немного, как ребенок после каникул, прибавил в росте.
— Смотри, ему нравится! — радостно воскликнула Катя.
— Нравится, — подтвердил Артур. — Ты выбрала для него хорошее имя. От его лица выражаю тебе благодарность.
— У него есть лицо.
— А разве нет?
Катя внимательно посмотрела на вновь окрещенного.
— Да, ты прав, есть, и очень даже симпатичное. Нет, даже не симпатичное, он просто красавчик. Я хочу, чтобы он был бы целиком мой.
— Пока я с тобой, он твой.
— А потом, будет чей-нибудь другой? — ревниво произнесла она.
— Зачем думать о том, что будет потом? Я живу сегодняшним днем и вечностью.
Глаза Кати наполнились недоумением.
— Я не понимаю, что, значит жить сегодняшним днем и одновременно вечностью. Разве одно не исключает другое?
— Только дополняет. Вернее, жить сегодняшним днем — это и есть жить вечным. — Заметив, что недоумение по-прежнему переполняет глаза Кати, он решил сделать небольшие пояснения. — Тебе, наверное, кажется, что жить вечным — это с утра и до вечера думать о будущем.
— В общем, да, — осторожно, дабы не попасть впросак, проговорила Катя.
— Ничего подобного! Кто думает о будущем, тот как раз и живет только одним днем. Потому что он боится будущего и все, что у него есть, — это страх перед ним. Вот каждый день он тем только и озабочен, что пытается его преодолеть, строя различные идиотские планы. Такой человек обычно все откладывает: покупки, женитьбу, любовь, секс. Ему кажется, что все это у него будут когда-нибудь потом. А потом — это никогда. Все должно быть только здесь и сейчас. Мне чертовски с тобой хорошо — и я не желаю больше ничего знать, ни о чем думать. Как только ты начнешь размышлять, что будет завтра, то считай, что все пропало — счастья больше нет. Теперь в тебе только одна тревога.
— Неужели ты никогда не думаешь о будущем? — не поверила Катя.
— Не думаю. И не собираюсь думать. Я не хочу думать о том, чего нет. Достаточно и без меня других дураков, которые без конца готовы размышлять о том, что случится завтра, послезавтра, через год, через тысячу лет. Эти люди боятся или не умеют жить сегодняшним днем, вот потому-то их и заносит так далеко.
— Ну а какое это имеет отношение к вечности? — продолжала выпытывать Катя.
– Прямое. Если вечное, вечно, то у него нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. В лучшем случае у него есть только миг. И я живу этим мигом. Поэтому я в не времени. Я есть и меня нет.
Катя смотрела на Артура с каким-то смешанным чувством: если бы все эти речи, она услышала неделю назад, то медицинский диагноз их автора был бы для нее предельно ясен. Но сейчас за эти дни в ней произошла какая-то внутренняя работа, еще малопонятная, но уже ощутимая даже ее заставленному гигантскими полками прошлых представлений сознанию. А потому слова Артура находили в ней хотя и вызывающий тревогу и беспокойство, но живой отклик. Как будто бы одна часть ее существа была с ними солидарна, а другая — выступала решительно против. Но в таком случае, к какому из двух раздающихся в ней внутренних голосов следует прислушаться? Это задачка даже не с двумя, а со многими неизвестными. И все же выход из этой тупиковой ситуации она нашла, выход типично женский, а потому устраивающий обе стороны. Ее пальцы сплелись вокруг все еще вялого стебля пениса.