— Это я могу обижаться, потому что ты оставил меня в этом… гадюшнике! В темноте! Если бы я знала, что это на самом деле за место, ни за что бы ни пошла туда! — выплеснула я ему в спину. Он остановился посреди лестницы, повернулся и смотрел на меня сверху вниз холодно и отстраненно.

— Я не понимаю твоих претензий, Катерина. Ты сама сделала выбор, назвав номер семь!

Я непонимающе уставилась на него, вспомнив, что помимо бармена было еще два мужчины. Голос Жана она узнала, но почему-то решила, что это не он. Пожав плечами и не зная, что еще добавить к вышесказанному, я побрела в сторону кельи. Настроение мое было цвета детской неожиданности, и запах тоже соответствовал. Мне хотелось смыть с себя воспоминания о сегодняшней ночи. Оказавшись у своей кровати, я рухнула на нее и отключилась.

Я проснулась ночью. Голова немного кружилась, но мне не спалось. Приняв ванну и смыв с себя остатки бурной ночи, я остановилась посреди коридора с сильно бьющимся сердцем. Мой разум звал меня на подвиги! Я представляла, как мой тюремщик спит на шелковых простынях без одежды и меня будоражила эта мысль. Медленно и осторожно я продвигалась к его спальне. Я ощущала себя преступницей, охотящейся за безумно дорогой реликвией.

В его спальне было темно, сквозь малюсенькую полоску не совсем плотно закрытых штор чуть брезжил свет от ночного фонаря.

— Жан, — тихо позвала я, дрожащим голосом. Он резко сел и, разглядев меня, грубо произнес:

— Что тебе нужно? Идти к себе.

— Я не могу уснуть. Эта ночь… Я хочу поговорить с тобой, потому что… мне больно!

— Мы можем все обсудить завтра! Иди в свою комнату, Катерина.

Я отказалась уходить и сделала несколько уверенных шагов по направлению к кровати.

— Я не спала с тем барменом… То есть он меня касался, но не… Ты ведь подумал, что это случилось? Тебя это задело?

Он ничего не ответил, лишь отвернулся ссутулившись. На нем не было маски, но лицо из-за темноты невозможно было разглядеть.

— Доверяй мне, Жан, — шептала я, приближаясь. — Ты нужен мне, не знаю, почему я это чувствую… Мой мир перевернулся рядом с тобой… Все, что казалось раньше важным, — вдруг обесценилось… Я не хочу знать, что будет завтра… Просто позволь мне сегодня быть рядом… Чувствовать тебя… Касаться… Любить!

Жан вздрогнул, словно последнее слово его обожгло. Я стояла напротив него, луч, выбивающийся из-за штор, освещал мое обнаженное тело. Я заметила, как приподнялась простынь, что свидетельствовало о готовности продолжить диалог в ином качестве. Я сдернула простынь и медленно поползла к нему. Оказавшись напротив его напряженной плоти, я медленно касалась ее губами. Он застонал от удовольствия, а я в порыве страсти ухватилась за его член, пытаясь завладеть ситуацией во всех смыслах слова. Жан вдруг вскрикнул, я застыла.

— Родная, ты же не трактором управляешь! Будь нежнее, — произнес он, задыхаясь от страсти, и попросил быть аккуратнее с зубами.

Я приняла к сведению его замечания и максимально нежно вбирала его крупный жезл в себя, мягко помогая рукой. Входя в азарт и приноровившись, я чувствовала себя мастерицей-искусницей, в какой-то миг оседлала моего мучителя и, ритмично двигаясь на нем, отдалась своим чувствам. Мне казалось, я парю высоко-высоко… И вижу солнце!

— Это янтарный цвет! — прошептала я. — Яркий, прозрачный, теплый… исцеляющий… я ощущаю вспышки… счастья!

— Сколько в тебе страсти! — выдохнул он, лаская теплыми руками мою грудь. Я чувствовала нарастающее напряжение внизу живота и предвосхищала феерический оргазм. Чтобы не утратить этот трофей, я продолжала двигаться, борясь с усталостью и вбирая янтарный воздух.

— Еще, еще! — подгоняла я себя, ощущая свободное падение, янтарное облако рассыпалось на тысячу маленьких фейерверков, он застонал и выгнулся — мы одновременно пересекли финишную линию… Я рухнула рядом с ним, промямлив: «Я минутку полежу и пойду к себе», закрыла глаза и отключилась. Сквозь сон я чувствовала, его мягкие прикосновения, он что-то шептал мне, но разобрать слова было сложно. Я провалилась в глубокий восстанавливающий силы сон.

Открыв глаза, я не сразу сообразила, где нахожусь. В комнате было по-прежнему темно, сквозь полоску между плотных штор пыталось протиснуться раннее утро. Я тихонько встала и открыла шторы, вместе со светом в мой организм вошел розовый отблеск рассвета, награждая меня умиротворением, умилением и ощущением счастья.

Мне захотелось нежно поцеловать моего мучителя, заставить его проснуться, чтобы вновь заняться любовью. Он спал на спине, волосы его откинулись назад, и самое главное не было этой жуткой маски. Я не видела его лица, он отвернулся в противоположную от окна сторону, но момент истины был совсем рядом.

— Жан, ты делаешь меня похотливой, — шептала я, приближаясь к кровати. Он повернулся на мой голос, и я замерла, остановившись. Меня словно поразило молнией при виде его изуродованного лица. Я завопила, как героиня низкопробного фильма ужасов и, сделав несколько шагов назад, повалилась на пол, продолжая отползать к окну. Жан вскочил, увидел распахнутые шторы и закрыл лицо руками.

— Прости меня, прости меня, прости меня, — затараторила я дрожащим голосом.

— Убирайся! — прорычал он. Я послушно вскочила, словно только и ждала этого сигнала и умчалась без оглядки. Сердце колотилось, мне казалось, что за мной гонится сам дьявол. От испуга я влетела в первую попавшуюся дверь в коридоре, я оказалась в комнатке, которая была намного меньше моей кельи. Там стоял стол с монитором, на котором я разглядела свою пустую кровать. В ужасе я покинула это неприятное место, поспешив туда, где было ощущение хоть какой-то защищенности. Хотя укрывшись в своей спаленке, я наоборот была более уязвима, как ручное животное в клетке. Хозяин, внимательно наблюдающий через прутья решетки, может сделать со своим подопечным все что угодно.