Детский, глупый поступок. Но тогда вдруг возникло ощущение настоящей потери — у нас отняли часть нашей жизни… Он ушел от нас навсегда, ушел в неведомый, чужой мир. Теперь мы сможем только издалека, из нашего общего прошлого, из нашей общей юности, которая нам была так дорога, следить за ним, слушать его. Издалека, а не так, как раньше, сидя на полу вокруг него и заказывая наперебой то одну, то другую песню…

Конечно, были встречи с Высоцким и потом — у Людмилы, у сыновей, — почти до последних дней его жизни. И у меня — случайных, коротких — в Доме кино, в аэропорту «Адлер», на спектаклях Таганки, в домах друзей. А тогда, когда я сгоряча разбила гитару, никто из нас не думал, не мог предположить, что настоящая потеря будет позже — 25 июля 1980 года…

Мы с Люсей приехали на Малую Грузинскую, до последнего момента не веря, что это произошло на самом деле. Оставалась какая-то слабая надежда на чудо, на то, что это опять — слух, неправда. Мы приехали рано. Народ стал толпиться у дома позже. Была тишина. В квартире соседки сидела Нина Максимовна и растерянно повторяла одну и ту же фразу: «Ну как же это?.. Девочки, ну как же это?..» Стало страшно. Потом мы увидели Семена Владимировича — молчаливого, почерневшего лицом. Он провел нас в ту комнату, где на большой широкой застеленной кровати, весь в черном, лежал Володя… Кто-то еще был в квартире, приходили люди, — плохо помню. Наверное, это были друзья его последних лет, люди, ему близкие. Но все в каком-то тумане… Год или два потом песни его слушать было невозможно — перехватывало горло…

Сейчас, в бесчисленном потоке воспоминаний, публикаций, фильмов и передач о нем становится все труднее разглядеть облик живого человека, отделить правду от неправды, истину от вымысла. Но я позволю себе процитировать одно из выражений, которое часто произносит Булат Шалвович Окуджава: «Время все расставит на свои места…» Хочется верить в это.

1990

Первый раз я увидела Высоцкого, когда он шел с Людмилой Абрамовой. Они были очень молоды. Или только что поженились, или еще были женихом и невестой — точно не знаю. Когда-то мы с Людмилой жили в одном доме, тогда ее звали Пуха… И вот вижу, она идет, а рядом с ней — молодой человек. Они держатся за руки, и вокруг них такая прекрасная аура! И можете себе представить, я сошла с тротуара и пошла по мостовой, чтобы не мешать этой паре. А они будто летели над землей. Были в каком-то таком особом состоянии, что и меня это захватило. Они прошли мимо, меня не замечая. А я даже не поздоровалась, чтобы не нарушать этого состояния. И Володя был такой молодой и красивый, таким я его больше никогда не видела.

А потом Юра (Юрий Васильевич Васильев — известный художник, муж Елены Васильевой. — В.П.) работал вместе с Юрием Петровичем Любимовым над спектаклем «Павшие и живые».

Это Юрий Васильевич первым в Союзе прямо на сцене зажег вечный огонь?

Да-да, это он придумал… И вот Юра приходит домой обедать — а приходил он домой, потому что театр был рядом, мы жили тогда на Ульяновской. Пришел и говорит: «Сегодня в театре Юрий Петрович смотрел молодых актеров. Высоцкого он взял. По-моему, приходила пробоваться и что-то читала Людмила Абрамова…» Вы знаете, я привыкла, что в детстве мы ее звали Пуха… Хорошо помню — большие, очень красивые, голубые глаза. Да-да. Юра сказал, что она такая замечательная. А я уже знала, что они с Володей поженились.

Меня пригласили на спектакль «Десять дней, которые потрясли мир». Помню, тогда всем в фойе прикалывали красные бантики. Володя ко мне подошел, в матросской форме, — он уже знал, что я жена Юрия Васильева, — подошел и приколол мне на блузку бант, — вот тогда мы познакомились и немного поговорили.

А на «Галилее» я уже ходила на репетиции. Ведь Любимов предложил Юре сыграть главную роль… И Юра начал репетировать. Ему было очень тяжело, — у Галилея огромные монологи. Он уходил в театр на целый день, приходил усталый: «Я не могу, я весь измучился…» Он даже свою основную работу забросил. И однажды мне говорит: «Нет, больше не могу. Высоцкий сидит в зале, во втором ряду, и смотрит… А я — старый дед — на сцене». Месяца два он ходил и репетировал, а потом отказался.

Юрий Васильевич оформлял «Пугачева»…

Да, это было очень красиво: деревянный помост, цепи, топоры… Я недавно делала каталог выставки Юрия Васильева и поместила туда фотографию Высоцкого с этими цепями.

А какие отношения были у Высоцкого и Васильева?

Всегда очень хорошими, но близкой дружбы не было. Как-то раз Володя с Мариной Влади и Бэлла Ахмадулина пришли к нам. Говорили о сестре Марины, которая тогда была тяжело больна. Марина плакала, Володя ее успокаивал.

Володя очень часто бывал у наших друзей — Делюсиных. Вот там мы встречались. Володя у Делюсиных пел. Я помню, что Лев Петрович его записывал.

А отношения Васильева и Любимова?

Ведь Юра оформлял один спектакль на Таганке, когда еще это был старый Театр драмы и комедии, и главным режиссером работал тогда Плотников. Они вместе поставили «Ничего подобного» Дыховичного и Слободского.

А когда в театр пришел Любимов, Юра продолжал там бывать. Они с Любимовым познакомились и подружились. Юра был человеком интересным, очень хорошо рассказывал: и о своей жизни, и о своих знаменитых учителях. И все это он умел передавать в лицах, так что актерские данные у него безусловно были. Потом Юрий Петрович пригласил его оформлять спектакль «Павшие и живые», и Юра предложил эти три расходящиеся дороги и Вечный огонь. Да, ведь у них был еще один замысел — спектакль по Твардовскому «Теркин на том свете». Юра придумал оформление — тот свет! — и интересные костюмы, но спектакль им запретили.

Расскажите, пожалуйста о том, как Юрий Васильевич снимал посмертную маску.

Юра видел Володю буквально за два-три дня до смерти. Там, на Малой Грузинской, была художественная выставка, Юра шел на эту выставку, а Володя выходил из машины, — и они обнялись перед подъездом.

И вот рано утром двадцать пятого звонит Юрий Петрович: «Юра, такой ужас! Володя умер. Приезжайте». Юра взял сына, — Миша уже был студентом Строгановки, — и они поехали на Малую Грузинскую. Сын помогал — надо было развести гипс, подмешивать, размешивать… И они сделали эту маску. Юра говорил мне: «Что там со мной было!» Ему было очень тяжело, очень… А ведь до этого Юра снимал довольно много масок.