Шрифт:
— Слим ваш? — зло спросила.
— Он не мой. Хотя… Да, он мой личный враг, но это давняя история, лесом поросшая, не берите в голову. Я его однажды убил. А он не убился. Уж так вышло, моя вина. И явился сюда, в поезд, но — по вашу милость. Он вас убивать не собирается, вы ему живая нужны… Да еще я тут… Впрочем, вы это сами понимаете, так?
Она смотрела в окно, за которым ничего толком видно не было: поезд сильно раскочегарился, быстро катил.
Пастух ждал.
— Вот что, — сказала она, отвернувшись от окна, — вы не думайте, что я там обижаюсь, или сержусь, или еще чего-нибудь. Но я — женщина, право слово, извините, если что не так. Мне не страшен ваш Слим, как не были страшны прежние лиходеи. Я вообще не пугливая, и вам я верю, слышите?.. Ну вот верю — и все. Не бросайте меня, Пастух, я знаю, я — ваша работа, но не бросайте эту работу, ладно? Мне в Москву хочется, и чтоб дело поехало, раскрутилось, и чтоб вы не исчезали…
Серьезно говорила. Но — без слезы, жестко.
— Я не исчезну, — сказал Пастух, искренне в сей момент думая, что он и впрямь не оставит Марину в Москве, будет встречаться, болтать, слушать о ее новой работе, ан понимал, что не властен над собой, над своим временем, над теми приказами, которые для него сочинят. Как там в давней-предавней песне, откуда-то слышанной: «В путь, в путь, кончен день забав, в поход пора… Целься в грудь, маленький зуав, кричи «Ура!»…» — Я не исчезну, — повторил он. — Москва — город маленький и тесноватый… Да и не думаю, что вас кто-то будет преследовать, пугать. Работа все отторгнет, а работы, понимаю, у вас будет много… Но я правда никуда не денусь. Хотите, я запишу вам все свои координаты?..
Марина засмеялась легко и в общем-то радостно.
— Спасибо вам. Всем вам. Я верю, что все так и будет. Но нам еще ехать и ехать…
— Доедем, — сказал Пастух и встал. — Пойду погляжу по сторонам, вдруг да кого знакомого увижу… А Стрелок с вами побудет. Я ненадолго.
Вышел в коридор, подцепил Стрелка под руку, отвел от открытой двери купе. Сказал:
— Стой у дверей памятником. Никуда ни шагу! Я — быстро. Посмотрю там…
И пошел в сторону вагона, в котором все еще жили, пили, жрали и наверняка орали подельники Слима. А хорошо б еще и Слима там повидать. Если он там будет.
Глава четырнадцатая
Куда шел, зачем, ради чего — этого, честно, Пастух не знал. То есть начальный — абсолютно мальчишеский! — порыв понятен: ворваться в купе Слима с оружием в руках и убить врага в его местном поездном логове, то есть в купе. Детский сад! И одновременно — самоподстава в чистом виде. Что Пастух преотлично понимал…
Только перешел по «гармошке» в следующий вагон, столкнулся с проводницей Лизой, спешащей, судя по увесистости их столкновения, сломя голову.
Ухватил ее за плечи, зафиксировал на месте, спросил:
— Куда такая гонка?
— К вам, — ответила Лиза, — мне сказали, чтоб я — мухой… Чтоб письмо скорей передать…
Она протянула Пастуху тетрадный в клеточку листок, отменно сложенный старозаветным почтовым «треугольником».
— От кого это? — удивился Пастух. — Никак от прекрасной дамы…
— Нет, — категорически и даже с неким надрывом в голосе сказала Лиза. — Это от этого… ну, который белый совсем… в том вагоне едет… ну, с парнями своими…
Слим, понял Пастух. С чего бы это он в переписку вступил?..
Развернул «треугольник», прочел неаккуратно, неровно печатными кривыми буквами написанное под ход вагона: «Через десять минут встречаемся в купе начальника поезда. Без оружия и без сопровождающих. Не бойся. Пора потолковать».
— Когда он тебе эту хрень передал? — спросил Лизу.
— Ну, только что. Минуты три назад. Сказал, чтоб бегом…
Семь минут остается до встречи, ну, шесть или пять — без разницы. Нет смысла дипломатически выжидать означенного в записке срока. Чай не баре, можем и на пару минуток раньше прийти. А вот Лиза…
Спросил у нее:
— Можешь сейчас к Марине пойти и посидеть с ней, пока я не вернусь?
— Могу, — сказала Лиза. И спросила: — А вы вернетесь?
С тоской какой-то спросила, будто уж и хоронила Пастуха заранее.
— Не трухай зря, — сказал. — Я всегда возвращаюсь…
Он ворвался — иного слова не подобрать! — в вагон, где ехал Слим сотоварищи, межвагонная дверь тяжело и громко захлопнулась позади, он вошел в вагон, заглянул в купе проводниц:
— Где у вас тут высокий с белыми волосами, в каком купе?
— В купе начальника поезда, — сказала проводница. — А что?
— А сам начальник-то где?
— Его нет пока… Он пришел недавно совсем и почти сразу ушел… вперед, в сторону головного вагона.
Что ему в головном вагоне делать — этого Пастух не представлял. Разве что на тепловоз перебраться и затаиться от всей этой хренотени. А может, его Слим некуртуазно прогнал, чтоб начальническое купе освободилось?..
Да черт с ним, не пропадет!
Пастух дошагал до начальнического купе, держа правую руку под футболкой на ручке пистолета, засунутого за спину под пояс, дверь в купе была прикрыта. И тут его тормознули двое гоблинов — явно подопечных Слима, но вежливо тормознули. И вежливо спросили: