«Боже, она еще и «негром» подрабатывает, — ужаснулся он. — Это когда же, если на работе с девяти до шести? По ночам, выходит».

Боясь, что его долгое отсутствие покажется Машиной матери подозрительным, вышел на кухню, где уже кипел чайник и был нарезан свежий хлеб. Но на хлеб ему предложили намазать не сливочное масло, а маргарин.

Варенья, правда, было вдосталь.

— Машенька варила! — с гордостью сообщила Наталья Петровна. — Своего урожая! Вот это, изумрудное, из крыжовника, называется «Царское»!

И хотя варенье оказалось действительно царским, клеенчатая скатерть, на которой оно стояло, была истерта до такой степени, что почти не разобрать рисунка...

На следующий день рано утром в квартире Колосовых вновь раздался звонок.

Все население «бабьего царства» устремилось к дверям.

Пусси — потому, что она тревожилась за своих котят и желала удостовериться, не ворвется ли с лестничной клетки соседский спаниель Рафаэль.

А Наталья Петровна и Маша — потому, что обеим хотелось увидеть одного и того же человека. Отчего-то обе были уверены, что пришел Иоанн.

«Машеньке бы такого жениха, — думала мать. — Он заботливый! Жаль, что они вчера разминулись. Попили бы вместе чайку — глядишь, и завязалось бы что-нибудь... Хотя вообще-то, конечно, все мужчины сволочи. А все же... Я бы не отказалась от такого зятя».

Маша же опять терзалась: «Вот еще, надумал! Вместо одного старенького томика Шекспира — роскошное собрание сочинений! Это же целое состояние! Небось влез в долги. А утеряна-то книга по моей вине... Вера Петровна, конечно, завизжит от восторга, увидев такое «поступление», но это нечестно. Надо вернуть! Сейчас скажу ему: пусть забирает обратно!»

Она обогнала мать:

— Я сама открою!

Но на площадке стоял вовсе не Иона Соколов.

Это был их почтальон Левочка, дебильного вида паренек, подрабатывавший разноской корреспонденции.

— Мне Наталью Петровну! — потребовал он.

Маша, понурившись, пошла к себе. Мама тоже казалась заметно разочарованной.

Левочку приняли на почту из жалости да еще потому, что катастрофически не хватало рабочих рук. Платили ему копейки и доверяли разносить заказные письма и извещения на переводы и бандероли: его соображения хватало на то, чтобы прийти по точно указанному адресу. Сами же деньги и посылки всегда разносила другая почтальонша, разбитная Алевтина. Она же занималась и пенсиями, и пособиями.

— Наталья Петровна, вам столько денюжек, столько денюжек! Левочка принес. Сам Левочка.

— Каких денежек? До пенсионного дня еще далеко. И что с Алевтиной? Заболела?

— Левочка здоров. Левочка принес.

— Наверное, какая-нибудь надбавка, — задумчиво проговорила Наталья Петровна. — Или индексация. А может, ты вообще, Левочка, ошибся?

Писем им было получать не от кого, бандеролей тоже.

— Ошибся? Ошибся. Нет, не ошибся. Вот тут у меня написано: Колосова Наталья Петровна. Вы Колосова Наталья Петровна? Да, вы Колосова Наталья Петровна.

— Как с тобой трудно, Левочка. Дай-ка я сама взгляну.

Парень протянул ей бланк денежного перевода. Все правильно: адресовано ей. Но сумма...

Наталья Петровна протерла глаза и схватилась за косяк, чтобы не потерять равновесия. Такие суммы фигурировали разве что в отчетности их предприятия в целом. Как частному лицу они ей и не снились.

Она перевернула бланк. В графе, отведенной под письменное сообщение, коротко значилось: «Выходное пособие».

— Ничего себе пособие, — прошептала она. — Да на это — жить да жить...

Левочка монотонно пробубнил:

— Пересчитайте и распишитесь. Распишитесь и пересчитайте.

Он протянул ей толстенную пачку купюр, заклеенную банковской бумажной лентой. Потом еще одну. И еще, и еще...

— Как же тебе все это доверили, Левочка? — всплеснула руками Наталья Петровна?

— Меня привезли на машине. На машине привезли. Покатали Левочку.

— Да что они, с ума сошли! Тебя! С такими деньгами! Тебя могли ограбить и убить!

— Левочку катали. Левочку не били. — И заученно повторил: — Пересчитайте и распишитесь.

Пересчитать Наталья Петровна смогла только целые упаковки, а не отдельные купюры: опытным бухгалтерским взглядом она сразу определила, что обмана нет и все банковские пачки — полновесные.

Дрожащей рукой расписалась. Хотела дать почтальону монетку на чай, но он по-бычьи затряс головой:

— У Левочки есть. Левочке дали.

Он зашагал вниз по лестнице, выполнив свою ответственную миссию, а бедная пенсионерка, которой вдруг привалило нежданное богатство, истерично закричала:

— Маша! Я преступница! Меня повесить мало!