— Я, конечно, передать могу… Но только я обращаюсь по поводу работы. Он мне обещал место продавщицы. Наверное, ваше.

Девица фыркнула, развернулась и покинула поле боя. Ее товарка ушла следом. Мы с женщиной остались одни. я растерялась — потому, что не знала, что мне говорить дальше. Женщина улыбнулась.

— Не обращайте на нее внимания! Хотя наш хозяин действительно очень тяжелый человек.

— Я не обратила, — сказала затем, чтобы хоть что-то сказать.

Улыбка женщины стала еще лучезарней.

— Если вы действительно по поводу работы, то сейчас я напишу вам, где лучше его найти. Скорей всего, он находится на заводе. Или в ресторане. Адреса всех его ресторанов я не знаю. Знаю только один, но он самый плохой. Я вам напишу.

Она вырвала листочек из блокнота и написала адрес. Протянула мне.

— Завод близко. Два квартала вниз по улице, потом — за углом. Вы быстро дойдете. А к ресторану нужно ехать. Улица Мирная, новый район.

Я вежливо поблагодарила ее и покинула магазин.

Огромные серые корпуса технологического завода промышленно — химических полимеров были известны всему городу как место гиблое и абсолютно безнадежное в том смысле, что не работало оно никогда. Ни при советской власти, ни во время перестройки, ни после. Эти огромные, многоэтажные махины, построенные из мрачного камня, в самом центре города, напоминали военный полигон, на котором разгорались и сразу же гасли страсти общественных организаций, городских властей, Гринписса и всяких всевозможных экологов. Впрочем, их устойчивые усилия на предполагаемое очищение окружающей среды были нужны как ярко иллюстрированный предлог скачать больше денег. А бороться против завода полимеров было выгодно, ярко и легко.

Во — первых, завод производил бытовую и промышленную химию, и в курортном городе был единственным представителем (что-то вроде динозавра) крупной химической и тяжелой промышленности, которой славны и загажены другие крупные города. Следовательно, завод химических полимеров был единственным и неповторимым в своем роде. Другого такого на курорте не могло существовать.

Во — вторых, в последние годы этот самый пресловутый химический монстр (вернее, монстрик) стал частным заводом — акционерным обществом с единственным владельцем. Большинство акций сконцентрировалось в руках одного человека, который не только был хозяином завода, но и директором. Акции оказались в одних руках, завод стал частным. попросту говоря, нынешний владелец украл завод, что для всех стало как кость в горле. Все годы советского и перестроечного периода завод стоял камнем, не выпуская ничего. Впрочем, нет. В советские годы на нем выпускалась отрава для тараканов. Но от этой отравы тараканы не дохли, а наоборот, становились жизнеспособнее, крепче и толще.

В перестроечные годы огромные корпуса цехов (где разворовали все, что только было возможно) стояли словно закостенелые, застывшие призраки минувших эпох, а немую тишину опустошения нарушали разве что гнездившиеся под крышами вороны. Долгое время у всего города завод был как кость в горле. Когда он не работал, все разводили руками, указывали на него и орали:” Вот до чего страну довели — вся промышленность погибла!» Когда же, став частным, завод набрал обороты, рабочих и даже принялся регулярно выплачивать свои рабочим неплохую зарплату, все возвели персты к небу и заорали: «вот эти сволочи, воры зажрались! Сперли завод прямо у государства из — под носа!» Вообщем, иначе не скажешь — кость в горле. Пустые корпуса советского периода наводили уныние. Потом они ожили.

Мой кошмар поднял на ноги колоссальный промышленный агрегат, заставив работать все корпуса — а их было около пяти, в разных концах города. Завод заключил контракт с крупной зарубежной фирмой на изготовление сырьевой бытовой химии и лицензионной, марочной парфюмерии. Заграничное предприятие поставляло готовое сырье, а сам продукция по лицензии производилась на заводе. Бытовые чистящие химические средства (стиральные порошки, дезинфекторы для сантехники, отбеливатели, красители и т. д.) и парфюмерия (мыло, зубная паста, шампуни, краски для волос, духи, туалетная вода, гели для душа, пена для ванн, кремы и т. д.) пользовались огромным спросом потому, что стоили не дорого, а качество было хорошим. Я сама пользовалась большинством наименований этой продукции. Это была только одна из линий работы завода.

Другая заключалась в большом количестве удобрений для сельхозработ, химических добавок для крупного машиностроения и сталелитья. И были еще цеха, в которых изготовлялись транспортные детали (что-то связанное в автомобилями), со специальной химической обработкой деталей. Честно сказать, я сама толком не знала, чем занимается этот промышленный колосс. Знала только то, что писали в газетах. И во главе всего этого стоял только один человек. Мой кошмар. Один человек, за короткий период времени превративший заброшенный, опустевший, разломанный агрегат в процветающее промышленное производство.

Завод обеспечивал большое количество рабочих мест с зарплатой и полным социальным обеспечением. Зарплату выплачивали регулярно, причем деньгами, а не продукцией. Сотрудники развозились с работы и на работу автобусами в разные районы города. Конкурс на рабочие места был там колоссальный, люди мечтали туда попасть.

В — третьих завод находился в центре города, в самом центре, и этого никто так просто не собирался простить. Местонахождение и два вышеперечисленных фактора превратили завод полимеров в настоящую зону вечных боевых действий. Не проходило месяца, чтобы в зоне этого огня не разгоралось какой-то очередной войны. С заводом воевали все, кому не лень. Этому особенно способствовал плохой характер моего кошмара, словно специально провоцирующего огнь на себя. Воевали все — но никто не выигрывал. Кроме моего кошмара. Он сумел из всех обстоятельств извлечь выгоду для себя. Наверное, он был выдающимся человеком. Он видел то, чего реально достиг. И то, во что была вложена такая доля его нечеловеческого труда, просто невозможно было снова бросить на поругание и запустение.