Шрифт:
Однажды кошмар исчез из моей жизни и я решила срочно его разыскать. Я позвонила ему домой, но в квартире его не было. Там проживал любовник хозяйки, который все мне рассказал. Мой кошмар не соизволил поставить меня в известность о том, что собирается сменить жилплощадь и, переселяясь на другую снятую квартиру, не оставил мне ни нового телефона, ни адреса. Единственным средством связи оставался номер его рабочего телефона, по которому в любое время я могла его разыскать. Отобрать у меня или сменить этот номер он не мог потому, что не мог поменять официальное место своей работы, свой офис. Так что женщина действительно была. И постоянно снимала трубку, когда я звонила. И с огромным увлечением рассказывала мне, с кем он еще встречается — кроме меня, кого приводил в дом или что он думает по моему поводу. Выглядело это примерно так:
— Он полчаса назад уехал к своей Свете. И, очевидно, останется у нее ночевать. А вчера он звонил от Вероники, спросил, не звонили ли ему и не передавали что-то важное по телефону. Я сказала ему, что вы звонили, а он ответил, что не знает никакой Лены, и очень долго не мог вас вспомнить. А когда вспомнил, то сказал, что Лена — очень распространенное имя, Лен у него очень много и он все время путается. Зато только одна Света. Кстати, он с этой Светой встречается уже третий год. Скоро, наверное, зайдет разговор о свадьбе.
Я плакала, злилась и спрашивала его. Он ругал матом женщину, орал и божился, что у него нет, не было и не будет никакой Светы, что эта сука, которая сидит на телефоне, все врет специально, чтобы испортить его личную жизнь. Клялся и божился, что заткнет ей рот и больше никогда в своей жизни она не посмеет так со мной разговаривать. Он вообще собирается выгнать ее вон. Но — время шло, и женщина (ей было за шестьдесят) по — прежнему находилась в квартире и разговаривала со мной в таком же тоне. Это была очень бойцовая, наглая и богатая бабка, в свои шестьдесят имевшая сорокалетних любовников. Она рассказывала мне об этом сама и она не лгала. Каждый раз, когда мы приезжали к нему домой, в ее комнате сидел мужчина, и каждый раз это был кто-то другой. Мужчины выскальзывали из ее комнаты с жутко смущенным видом (все они были еще молоды и хороши собой), а бабка дефилировала так, словно ничего не произошло и в квартире она одна — в бигудях, накрученных на редкие перетравленные волосы, распахнутом халате, грязном бюстгальтере и старых трусах, пожелтевших от частой стирки. И, глядя на нее в таком виде, я поражалась и думала о том, что должен представлять себе молодой мужчина, чтобы у него на нее встал…
Бабка очень щедро платила своим любовникам и не скрывала этого. Философия, которой она щедро делилась со мной, состояла из следующего. Когда ты молода и красива, мужчины должны тебе платить. А когда ты постареешь, перестанешь быть молодой, свежей и красивой, но тебе по — прежнему будет нужен мужчина, то ты будешь платить за свое удовольствие — из тех денег, которые раньше платили тебе. Это нормально и естественно, и нечего тут стыдится. В молодости любовники подарили ей несколько квартир. Теперь она сдавала их, жила припеваючи и могла позволить себе платить молодым любовникам. Эта бабка была достойная компания для моего кошмара. Думаю, что он с ней тоже спал. По крайней мере, этот факт он очень тщательно скрывал и всегда отрицал с такой дикой яростью, что выдавал себя с головой. Когда он лгал, то всегда приходил в ярость. А лгал он так часто, что очень скоро в его обращенных ко мне словах не осталось ни одного — единственного слова правды. Поэтому я перестала реагировать на все его слова.
Я твердо знала: все, что он мне скажет, будет неправдой. Но для того, чтобы мне открылось это страшное знание, мне понадобилось не меньше двух лет. Два года лжи, унижений и злобы провели меня через колоссальную жизненную школу. Вряд ли у многих есть такой опыт. Я хочу поделиться им. Он провел меня через это только одну — одну из всех, с кем спал. Открываясь каждый раз с другой стороны. Думаю, он спал с бабкой (когда я долго думаю об этом, меня тянет на рвоту). Наверное, спал, когда не хотел тратить деньги на девочку. Или просто чтобы сэкономить время.
Эту странную машину я обнаружила где-то после третьего — четвертого свидания, возле своего дома. Наши свидания проходили регулярно — раз в неделю. Постепенно это начало меня раздражать. Я пыталась звонить ему в другие дни недели, пыталась как-то его найти. Если я звонила до одиннадцати вечера, текст озвучивался голосом бабки, и я жалела несколько дней, что решилась ему позвонить. Если после одиннадцати — в квартире никто не брал трубку.
После очередного свидания прошло несколько дней. И поздно вечером (часов около десяти) я возвращалась домой. Я ненавижу возвращаться домой в одиночестве, в темноте. Мне страшно. Я боюсь углов, за которыми прячутся беглые тени. Боюсь освещенных подворотен — подъездов, где просматриваются, наряду с мусорниками и кошками, ноги бомжей. Боюсь темных свалок возле мусорных контейнеров, где копошатся оживающие с темнотой люди. Боюсь….. На самом деле я ничего не боюсь. И всегда стараюсь делать вид, что это — правда. Конечно же, я не боюсь темноты, но… Испугать меня могут другие вещи. Но я никогда не рассказываю о них. Никому.
В тот вечер (вернее, в ту ночь) я возвращалась с какой-то очередной презентации и так сложилось, что никто не смог меня проводить. А денег на такси не было. Ночной город был пуст, вдоль улицы замерла жизнь, и только громкий стук моих каблуков создавал чувство реальности в этом спящем мире. Чтобы выйти к моему дому, нужно было пройти несколько кварталов вперед. Это был оживленный, не страшный район. Я только начала идти по своей улице, как вдруг увидела, что на некотором расстоянии прямо за мной следуют темные жигули с потушенными фарами. Это могло быть простым совпадением — но могло и не быть. Вокруг не было ни людей, ни машин. И дороги, и улицы — все было пустынным. Я ускорила шаг. Машина прибавила ход.
Теперь машина ехала так, чтобы следовать за мной буквально рядом. Я еще держала себя в руках, но эта ночная прогулка уже начинала действовать мне на нервы. Я замедлила ход. Машина тоже притормозила. Я свернула в переулок. Машина как привязанная ехала вслед за мной. Я прошла переулок, сделала круг по другому кварталу и вновь вернулась на свою улицу. Машина не отставала. Медленно, неукоснительно и слишком явно она следовала за мной. Мне по — настоящему стало страшно. Больше всего меня пугала эта молчаливая недосказанность, полное отсутствие действий со стороны тех, кто сидел в машине и недосказанность намерений находящихся внутри. Мне было страшно. Я не могла понять, не могла объяснить этого странного следования. Если водитель хотел познакомиться со мной, почему не высунулся из машины что-то прокричать, например, предложить подвезти? Но в этом случае все было не так. Никто не открыл окно и никто ничего не кричал. Очевидно, за мной просто следили. Но зачем?! КТО?! Что это за бред? И если действительно следили, то почему так явно? В конце концов, я не выдержала, стала бежать. Машина поехала за мной — не отставая, совсем быстро. Я буквально влетела в ворота своего дома (куда еще могла я бежать?). Увидев, что я скрылась в подъезде, машина остановилась, потом поехала вниз по улице. Сквозь щелку в воротах я следила за ней.