Я прокляла саму себя в тот момент, когда оказалась на самом верху разрушенной стены. Моим единственным спасением было двигаться по тонкой ленте камня, который шатался, но не еще успел рухнуть. Этот камень мог вполне обрушиться подо мной. Но только по нему я могла выйти на безлопастное место. Это был единственный путь-только вперед. Я сделала маленький шаг — из — под моих ног посыпался щебень. Пустота зияла под ногами страшными оттенками мнящего к смерти провала. Чтобы идти дальше, нужно было перешагнуть через нее.

И тогда, застыв на самом верху, я мучительно поняла, что никогда не смогу этого сделать. Прижалась спиной к камню и закрыла глаза. Бросила взгляд вниз — моя подруга спустилась и снизу махала руками, предлагая спуститься мне тоже. Понять, что со мною произошло, она не могла. Еще немного — и она поднялась бы наверх, и ступила бы ногой в бездну…. Допустить ее гибель я не могла. Мысли проносились под моими веками как ослепительные вспышки сознания. Я никогда не смогу идти, но я должна идти. Я должна идти — во чтобы то ни стало. Нужно из последних сил сделать шаг. Там, где только небо надо мной, я должна найти в себе мужество перешагнуть через пустоту. Другого пути нет.

Оцепенение медленно разливалось вдоль моего тела. Нужно идти. Если конец — значит, идти до конца. Резко закричала какая-то птица. Потом очень медленно, подчиняясь непонятно откуда взявшемуся импульсу, я сделала очень маленький шаг… А потом — шагнула над бездной. Когда я шагнула над бездной, я абсолютно ничего не почувствовала. Кроме, пожалуй, единственной мысли, которую я твердила себе — должна идти во что бы то ни стало, должна, должна… Я старалась сохранить равновесие и не смотреть вниз. Шла. Очень медленно — но шла. Бездна осталась сзади. Когда под моими обеими ногами оказалась твердая почва, я подумала о том, что только чудом я не упала вниз. Обернулась. Из — за моих плеч провал казался еще больше и страшнее, чем раньше. Я спустилась со стены, полумертвая от эмоций и от усталости, и села прямо на пожелтевшую от июльского солнца траву. В тот момент я была по — настоящему счастлива. Я сказала себе: если смогла перешагнуть через пустоту, значит, смогу преодолеть всё. С тех пор я говорила себе так постоянно. Испытывая перед чем-то ужасающий страх. Перед тем, как шагнуть через бездну. Я говорила себе, что есть только один путь — вперед. И нужно сделать шаг, во что бы то ни стало…

В редакционной комнате теперь не было никого. Я подошла к стенному шкафу и спокойно достала сумку моего врага. Открыла. Стала рыться. Не представляю, что было бы, если бы кто-то застал меня в тот момент. Я не думала об этом. Но никто не вошел. Мое удостоверение лежало в самом низу, заваленное какими-то бумажками. Забрав его, я вернула сумку в шкаф. И вышла из помещения редакции.

На улице начался дождь. Воздух был холодный. Когда я прошла на пресс — конференцию и получила листок аккредитации, зал был почти полон. Я увидела своего знакомого, занявшего мне хорошее место. Сиятельное появление персоны обычно начинается с толп охраны, которая влетает в помещение, нагло шарит по нему лапами и глазами и безудержно хамит всем. Так было и на этот раз. В зал вломилась толпа жлобов двухметрового роста с мобильниками, сопровождаемые персональной «звездной» съемочной группой. Эти вели себя еще более нагло, чем положено.

Я увидела его в тот момент, когда обернулась в поисках своего оператора. Есть такое совершенно удивительное ощущение: чувствовать, когда кто-то не отрывает от тебя глаз. Я всегда верно определяла этот источник раздражения, где бы он не был. По моему телу жадно, словно липкие мошки, ползали мужские глаза. Откровенно раздевающие взгляды всегда вызывали у меня раздражение. Потому, что нельзя так нагло рассматривать незнакомого человека! Это некрасиво, не умно и не хорошо. Я поймала на себе именно такие глаза. Иногда чужой взгляд подобен выстрелу в упор.

В помещении пресс — конференции было очень много людей, но я точно встретилась с мучающим меня взглядом. Он стоял возле стены и смотрел на меня. Когда я увидела его лицо, сразу и резко у меня перехватило дыхание. Все внутри замерло, я прекратила дышать, и мир вокруг завращался с небывалой скоростью! Дело в том, что передо мной на расстоянии нескольких метров от моих глаз стоял тончайший автопортрет моего кошмара. Только намного моложе и повыше ростом. Те же каштановые волосы. Те же хитрющие, смотрящие с наивным выражением лживые глаза. То же выражение лица — немного удивленное и надменное, резкая складка в уголках суровых губ. И квадратная форма черепа, способная принадлежать только начальнику. Впрочем, при ближайшем рассмотрение сходство этим и кончалось. Это был он и не он одновременно. Но все — таки это был абсолютно другой мужчина. Когда я рассмотрела это, то снова смогла дышать.

Во — первых, он был моложе. На вид ему было не больше тридцати. Максимум — 31, но нисколько не сорок! Во — вторых, он был намного выше ростом (около 185), и не так коренаст. Он был строен и худощав. У него была светлая кожа лица.

Лицо моего кошмара, жесткое и словно зазубренное на ощупь, было похоже на покрытую жилистыми бугорками насыпь. И кожа всегда казалось землисто — сероватого цвета. После наших свиданий я всегда ходила с красными отметинами на подбородке и вокруг губ — такой жесткой и твердой была его кожа. Правда, это было редко — потому, что он редко меня целовал. Он вообще не любил целоваться. В первое время я сама лезла к нему. А он позволял себя целовать, проявляя снисходительную мягкость. В конце концов, мне надоело с ним целоваться.

Кожа этого человека, по всей видимости, была нежной. Где-то в глубине меня появилась предательская мысль о том, как, должно быть, приятно целоваться с мужчиной, у которого мягкая и нежная кожа лица. Он по — прежнему не отрывал от меня глаз. Смотрел очень прямо. И ясно. Теперь, после длительного созерцания, когда я успела его изучить, мне показалось, что он скорее не похож на моего любимого, и я нашла этот факт очень приятным. Наверное, столь бурное сходство было обыкновенной шуткой, которую сыграло мое разгоряченное сознание. Этот мужчина внушал ощущение силы и уверенности в большей мере, чем это было присуще моему кошмару. Кроме того, на нем был очень дорогой и шикарно смотревшийся модный костюм. Безукоризненно, безупречно были подобраны ботинки, рубашка и галстук. Он являл собой высокий образчик дорогостоящего мужского изящества и элегантности. И видеть это было очень приятно. Разумеется, он был из Москвы. Я никогда прежде не видела его в нашем городе. Очевидно, он приехал с московской съемочной группой и был кем-то очень важным.