— Его понять можно, — фыркнула Алена так, что трудно было понять, понимает она его или, наоборот, осуждает. — Ему до пенсии пару недель. Хочет уйти без лишней бури, с погонами, льготами и прочим, прочим, прочим… А Степка на его место метит. Только… Только не сидеть ему там, Саня! Памятью Вани клянусь, не сидеть! Это очень хорошо, что ты пришел к нам, дорогой! Очень хорошо. Сейчас сын вернется с работы, и вы поговорите.

— О чем? — не сразу понял Назаров, уже жалея о своих откровениях. Видит бог, не хотелось ему вовлекать Ванькиного сына в эти переделки.

Но такой взволнованной он Алену еще никогда не видел; она бывала расстроенной, раздавленной горем, но почти всегда оставалась трезвой и рассудительной. Сейчас же… Она даже на месте не смогла усидеть, начав метаться по тесной кухонке и потрясать кулаками, грозя кому-то невидимому.

— Я бы этого скота, будь моя воля, на всю оставшуюся жизнь в тюрьму запрятала! Гадина! Сколько крови на нем! Подлец!!!

— Да о ком ты, Ален?

— Это я про Степку, про этого мерзкого оборотня в погонах! — Алена обессиленно села на табуретку, взяла с тарелки кусочек сыра и принялась жевать его, наверняка не ощущая вкуса. — Только доказать никто ничего не мог! Или не хотел… Я тут на годовщину на кладбище шепнула Короткову о своих догадках, так он так перепугался, побледнел и зашикал на меня… Оно понятно, человек одной ногой уже на пенсии…

— Да что шепнула-то, что, Ален?! Ты давай говори толком! — Тут уж и Назаров разволновался, вспомнив о всех своих подозрениях.

— Помнишь ту ночь, Саня? — Ее глаза вдруг сделались пустыми и холодными, а руки, побелев костяшками пальцев, с силой стиснули краешек стола. — Помнишь наверняка. И парня того тоже помнишь… Михайлов Иван… мразь такая…

— Как мне его не помнить, если он в этой риелторской конторе кем-то вроде водителя.

— Да?! Во-оон как… Что тогда я могу тебе сказать, Саня… Без Степки тут уж точно не обошлось. Приложила эта гадина руку к прибыльному делу, не сомневайся. Без этого оборотня не обошлось, будь уверен.

— С чего такая убежденность, Ален?

— А с того… Мой сын… Наш с Иваном сын не просто так пошел в милицию, дорогой. Он поклялся еще ребенком, что найдет тех, кто сиротой его сделал. А потом словно заболел. Спал и видел себя в милицейских погонах. Пришел из армии, поступил учиться заочно и работать в органы пошел. Затянуло его, понимаешь… Отцова кровь да плоды твоего воспитания… Помнишь, как на шее-то его таскал? — улыбнулась Алена их общим воспоминаниям.

— Помню.

— Работает и работает, я жду, а он работает. Я уже стала успокаиваться немного, думала, что забыл он обо всех своих детских обетах. А он… Приходит однажды, лица на нем нет, руки трясутся, а в глазах слезы. Дело, говорит, из архива попросил. Дело об убийстве отца. Ему не отказали, отец все ж таки. Он его изучал месяц, потом начал в документах всяких копаться, запросы посылать во все стороны. В том числе и в армейские архивы. И знаешь, какую информацию он получил несколько месяцев назад?.. Не знаешь… — вздохнула со всхлипом Алена. — Так вот, наш Степа и тот Михайлов вместе служили когда-то. И мало этого, едва не угодили под суд оба за какую-то там возню с армейским складом. Дела замяли, но их объяснительные в папочке до сих пор остались.

— Служили? Вместе? — У Назарова даже голос сел от потрясения, свалившегося на него вместе со словами Алены Самойловой.

— И не только служили, но и дружили, — поддакнула она, встала и потянулась к крохотной полочке с иконами. — Сигареты у меня тут. Прячу от сына. Не велит курить, ругается. Степка дружил с этим Иваном, не сомневайся. Сын не успокоился ведь на этом и по его бывшим сослуживцам проехался. Некоторых не нашел, кто уехал, кто умер, кто спился, а кого нашел, те полностью подтвердили. Эти двое были не разлить водой. И пакости в части сообща чинили, и мастера на них были, а уж молодым призывникам от них доставалось, тоже едва до судебного разбирательства дело не дошло. Так-то вот, Саня… И теперь посиди и подумай, что могло тогда, в ту страшную ночь, произойти. Есть какие-нибудь соображения на сей счет? А у Сашки моего есть. На склад тот Михайлова Степка и навел. А когда неожиданно вызов поступил, он его там и прикрыл. Только до сих пор не знаем мы с сыном, кто же ребят наших тогда пострелял: Михайлов или сам Степка.

— Очуметь можно просто! — пробормотал Назаров, потирая вспотевший от волнения лоб. — Это же бомба с часовым механизмом, Ален!

— Ага, только завод получился такой вот долгоиграющий, аж в целых десять лет… — недобро улыбнулась она. — Ну да ничего, возмездие его настигнет. И не поможет ему ни тесть его, ни жена-журналистка, ни погоны, что он заимел. Сейчас Саня приедет, и вы поговорите…

Сына Вани Самойлова Назарову пришлось ждать довольно долго. Они успели с Аленой поужинать, убрать все со стола и вместе перемыть посуду. Потом долго листали семейные фотоальбомы и вспоминали, вспоминали, вспоминали без конца. Когда и это занятие исчерпало себя, принялись смотреть телевизор, мало понимая, что происходит на экране, и обмениваясь обрывочными фразами.

— Как думаешь, они и правда живы? — спросила Алена, имея в виду Верочку и ее сына.

— Думаю, да. Надеюсь на это, Алена, иначе мне и жить незачем.

— Я-то живу, — произнесла она задумчиво, со вздохом.

— Угу… — откликнулся он, соглашаясь и глядя на экран, и не понимая там ни бельмеса.

— А звонил, как думаешь, кто? Степка или Михайлов?

— Вот тут не знаю наверняка. Мы с Коротковым налоговую проверку в «Тагриус» организовали. Доложили, что Инга Витальевна, кстати, в прошлом имела судимость.

— Да?! Подобралась компания…

— Ага, так вот она сворачивает свою деятельность. Думаю, решила в теплые края податься. Верочкина квартира, видимо, была последним их делом. Только вот никто туда пока не заселился… Кстати, кровавые дела свои они вершили тесным кругом. Очень тесным.

— Инга эта самая, Михалыч, Степка в прикрытии, а еще кто?

— Секретарша пропала. Ребята из налоговой утверждают, что пропала неожиданно. С вечера еще работала, а потом, по слухам, просто не вышла на работу. Кадровичке Инга принесла ее заявление об уходе, напечатанное на компьютере. Как тебе?