Я смотрю вниз. Элинор касается меня рукой в варежке.

— Анника сама об этом просила, — напоминает Элинор. — Если бы она не хотела, чтобы произошло что-нибудь в этом духе, она бы не просила нас заставить ее расплакаться.

— Я знаю.

Я не двигаюсь с места. Она слегка сжимает мою руку.

— Симус?

Я смотрю на нее. Ее теплые медные глаза глядят ободряюще.

— Ты нужен друзьям.

Некоторое время я проникаюсь этой мыслью. Потом киваю, слезаю со скутера и начинаю раскладывать оружие.

— Я их не подведу. Не в этот раз. 

Когда мы с Элинор заходим в парк, Люди Икст только-только берутся за дело. Ничего пока еще не сгорело и не покрылось граффити. Лимон сидит на коленях возле карусели и раздувает маленький костерок из прутиков и бумажек. Эйб стоит возле прогнившей палатки, где когда-то продавался сладкий хворост, и встряхивает баллончик с краской. Габи, видимо, что-то ищет среди аттракционов.

Но когда мы подходим, я вижу, как Лимон хмурит брови — так сильно, что они почти касаются его щек. Как трясется рука у Эйба, будто он не знает, на что наставлять баллончик и как с ним обращаться. Как Габи, вытаращив глаза, мечется туда-сюда, словно боясь пропустить то, что она ищет.

Это не та же самая команда, которая уверенно шагала в темноту, чтобы победить мистера Икста.

— Отбой! — вдруг вопит Габи. — Отбой, отбой, отбой!

— Что с тобой? — спрашивает Эйб. — Какой может быть отбой, когда мы…

Он замирает. Мы с Элинор замираем. Лимон поднимает глаза от своего хилого костерка, смотрит, куда Габи указывает пальцем, и тоже замирает. Какое-то время все молчат. Потом я чувствую, как Элинор слегка толкает меня локтем, и подаю голос:

— Мы хотим помочь.

— Спасибо, — бросает в ответ Эйб, — но нам не нужна помощь.

Я быстро смотрю на него, потом на Лимона.

— У нас есть боеприпасы. Краски, зажигалки и все такое.

— Ты, возможно, не расслышал, — говорит Эйб. — Нам не…

Лимон поднимает руку. Встает. Подходит к нам. Мы с Элинор протягиваем ему сумки с оружием, чтобы он мог увидеть, что мы привезли.

— Чувак, — шипит Эйб, как будто нас с Элинор здесь нет.

Лимон не обращает на него внимания и заглядывает в сумки.

— Зажигалки новые?

— Да, — отвечает Элинор. — Только что из Кладовой.

Он кивает и продолжает разглядывать содержимое.

— Щитки для лица могут пригодиться. — Он поднимает на меня глаза. — Сейчас ветер и снег, пламя не хочет разгораться.

Я чувствую, как у меня внутри теплеет, и тоже киваю.

— Э, Лимон? — окликает его Эйб. — Ты не мог бы на секунду подойти? Надо поговорить.

— Что бы ты ни хотел сказать, ты можешь сказать это здесь, — отзывается Лимон.

Эйб сжимает кулаки и выпрямляется. Я думаю, что он откажется, но он делает глубокий вдох — такой глубокий, что его слышно за пять метров, — и бежит к нам. Габи следует за ним. Когда они подходят, Эйб одаривает нас с Элинор фальшивой улыбкой и поворачивается к Лимону.

— Мне всем надо напомнить, что мы знаем о всеобщем любимчике? И о том, почему он стал всеобщим любимчиком? Я что, единственный тут понимаю, что это может быть ловушкой? На случай, если вы забыли: мы стоим на вершине горы где-то на краю света. И если — то есть когда — он испробует на нас свое оружие, вряд ли кто-то услышит наши крики и придет на помощь.

Лимон смотрит на него.

— Ты закончил?

Эйб, не ожидавший такого ответа, не сразу кивает.

— Тогда на случай, если ты забыл, напоминаю: Симус меня поддержал, когда больше никто — ни единый человек — не смог. Несколько раз я чуть не убил его, и что он сделал? Он остался. Он старался помочь. Если бы он хотел меня порешить, он бы с легкостью это сделал — и не без причины. Но он этого не сделал.

— Но…

Лимон, глядя мне в глаза, перебивает Эйба:

— А потом я не отплатил ему добром за добро, я отказался от него и не дал ему ни единой попытки объясниться. Но он меня не оставил. Он все еще на моей стороне. — Лимон переводит взгляд на Эйба, потом на Габи. — На нашей стороне.

Эйб надувает губы. Габи хмурится. Никто не возражает.

— Люди ошибаются. Мы все ошибаемся. Но потом люди ведут себя по-разному — и это отличает их друг от друга. Симус снова и снова показывал себя с лучшей стороны. — Помолчав, Лимон добавляет: — К тому же я знаю, что ему жаль.