Шрифт:
– Улан-мэрген за ними присмотрит, – твердо сказал Никита.
Олекса снова посмотрел на него.
– Даже так? Хм… Дней десять тебя не видел, но ты уже не тот малец, что Емельку моего палкой проучил.
– Уж не знаю, что и ответить, – парень пожал плечами. – Боюсь, сейчас я бы его сталью угостил…
– Вот оно как? – Боярин почесал в затылке. – Ты это брось. Сперва мне все обскажешь. А после решим, беспокоить князя или нет. Годится?
– Годится.
Никита и не думал возражать. Он и в самом деле чувствовал себя повзрослевшим вдвое. Переживать из-за каждой мелочи? Глупость какая… Оно и к лучшему. Сперва с ближним боярином посоветоваться, а там видно будет.
Они вошли в теплую и полутемную гридницу.
Желтень 6815 года от Сотворения мира
Кремль, Москва, Русь
Выслушав Никиту, боярин гулко стукнул кулаком в стену.
– Нет, откуда? Откуда, оглобля мне в поясницу, татары узнали?!
Парень развел руками:
– Это мне неведомо, Олекса Ратшич…
– А псёныш этот что говорит?
– Ничего не говорит. Вернее, сказал все, что знал. А знал немного, как я догадался. Хоть и сын нойона…
– Да знаю я этого Ялвача! – сокрушенно тряхнул чубом боярин. – У него таких сынов – на целое племя с хвостиком! Я думал, может, он от Кара-Кончара, которого ты Федотом кличешь, чего слыхал.
– Все, что он слыхал, рассказал.
– Ты ему веришь? А вдруг врет?
– Не врет, я думаю…
– То-то и оно, что это ты думаешь! А мне знать наверняка надо!
Никита пожал плечам: мол, что я поделаю тут?
– Ладно, вьюноша! Вы с татарчонком отдыхайте, я прикажу, чтобы покормили вас. А мне думать надо, до князя твою весть донести. А там поглядим, чем ответить.
Олекса хлопнул в ладоши, вызывая отрока из младшей дружины. Явился слегка напуганный паренек. Он отвел Никиту и Улана, который уже успел выводить коней, расседлать их и привязать у длинной коновязи, в челядню, где каждому из гостей Московского Кремля досталось по куску холодного мяса и краюхе хлеба. Татарин долго крутил угощение, пока не удостоверился – баранина. Изголодавшийся Никита сразу впился зубами в мякоть.
Долго жевали молча. Запивали холодной водой из ковша, вырезанного в виде лебедя. Или гуся.
– Если ты поедешь ловить Кара-Кончара, я с тобой, – вдруг проговорил Улан-мэрген.
– А тебя кто звал? – проглотив недожеванный кусок, мрачно поинтересовался Никита.
– Никто.
– Вот и сиди молча.
– Буду сидеть, но с тобой поеду.
– Я тебе так поеду… – устало вздохнул парень. – Ну скажи на милость, откуда ты такой упрямый на мою голову взялся?
– Откуда все берутся, – серьезно ответил татарин. – От отца с матерью.
– Вот и возвращайся к ним.
– Не хочу.
– Слушай! – Никита отложил обглоданную кость, вытер губы тыльной стороной ладони. – Ты всегда делаешь, что хочешь?
– Конечно! Я же сын нойона. Я буду нойоном. Нойоны всегда делают, что хотят.
– А ты не думаешь, что многие сыновья нойонов умирают раньше молодыми от того, что мало думают, а много потакают своим желаниям?
– Ха! Глупости! Смелого сабля не берет, смелого стрела обходит!
– Ишь ты… – Парень покачал головой. Впился взглядом в раскосые глаза собеседника. – Давай так. Отвечай… Только честно – чур, не врать. Почему хочешь со мной ехать? Догадаюсь, что врешь, попрошу Олексу Ратшича тебя связать и в поруб упрятать, да подержать подольше. Согласен?
Улан-мэрген отложил ребро, которое перед этим с удовольствием обсасывал. Размазал ладонью жир по подбородку. Задумался.
Никита смотрел на него, не отрываясь, и думал.
«Вот что он ответит? Что меня могло бы повести вслед за незнакомым иноверцем? За Гораздом-то я пошел, так больше не за кем было, да и наш он, русский…»
– Можешь прогонять меня, можешь нукуров Олексы-баатура звать… – выдавил из себя татарчонок. – Не знаю я… Не могу сказать, почему хочу ехать. Не получается.
– Как это – не получается? – опешил Никита. Он ждал любого ответа: льстиво-заискивающего, грубовато-прямого – выгоды, мол, ищу… Но не такого.
Ордынец скривился:
– Не получается, и все тут! Я сам много думал, когда ехали с тобой в Москву. Зачем меня несет от родного стойбища, как перекати-поле? Богатства не добуду, славы не добуду… Ничего не добуду! Смерть разве что…
– Так оставайся.
– Не могу. Сорвало меня и тащит. Гуси-утки перед зимой собираются в стаи и летят в теплые края, за море Абескунское. Что их несет?