– Дерись, не зевай! – Вилкас мелькнул над головой и исчез.

Проклятое стремя! Ведь захочешь нарочно так прицепить, ничего не получится.

Никите наконец-то удалось избавиться от обузы. Он вскочил, выхватывая второй клинок.

На дороге творилось нечто невообразимое.

Дикого вида оборванцы бросались на купцов и охранников, падали под ударами, но то один, то другой успевал захватить с собой кого-то из смолян.

Прямо на глазах у парня рухнул купец с редкой бородкой – самый старший из обозников. Дубина разлохмаченного мужика, одетого в шубу с оторванными рукавами, размозжила ему висок.

Улан-мэрген, стоя на санях, посылал в толпу стрелу за стрелой. Не целясь.

Ордынец стрелял – любо-дорого поглядеть.

Раз! Пальцы почти нежно выуживают стрелу из колчана.

Два! Древко ложится на кибить, а большой палец захватывает тетиву.

Три! Оперение уже возле уха.

Четыре! Неумолимая, как сама смерть, стрела срывается в полет, а пальцы уже ищут следующую.

Его заметили. Полдюжины лохмачей рванулись к саням, люто выкрикивая что-то и размахивая дубинами. Но дорогу к саням перекрыли Добрян и Гладила. Старший охранник успел потерять коня и вовсю рубился топором, сжимая его в обеих руках. А купец дрался мечом, да так умело, что если у Никиты и были какие-либо сомнения о прежней жизни Гладилы, то они развеялись окончательно.

Возвышаясь над толпой, сражался брат Жоффрей. Крыжак на каждый удар выкрикивал свое: «Босеан!» – а его конь рвал врагов зубами не хуже ученого пса.

Бился, не покидая седла, Вилкас.

Остальные обозники дрались пешими, прижимаясь спинами к саням. Но их оставалось слишком мало – сказались внезапность нападения и звериная ярость атакующих.

Никита пошел по кругу – что толку стоять и глазеть?

Течи с едва слышным шелестом кружились в его пальцах.

Парень без труда увернулся от седого кряжистого мужика с лицом, обезображенным грубым шрамом, – похоже, следом от давнишнего ожога. Нырнул под широкий, но не слишком быстрый взмах дубины, полоснул одним клинком по предплечью, вторым уколол в ногу, чуть повыше колена. Бедняга взвыл и выронил дубину. Никита пинком сбил его с ног и устремился дальше.

Несмотря на горячую, клокочущую ненависть, которая исходила от нападавших, он не хотел пока убивать. Отпугнуть, обратить в бегство, но не убивать. Уж чересчур несчастными и оборванными выглядели обсевшие санный обоз разбойники. Будто с голодухи за ослопы взялись. Кто знает, что за нужда их в лес выгнала?

Следующий мужик оказался более шустрым. Он вертел даже не ослопом, а цельным бревном, стараясь достать парня.

В голову!

По ногам!

В голову!

Когда дубина в очередной раз пошла низом, стремясь подсечь ему ноги, Никита подпрыгнул и, оттолкнувшись от бревна, взлетел высоко вверх, в полете «приласкав» мужика пяткой в лоб.

А вот и новый враг. Скалится, таращит безумные глаза и тянется грязными пальцами к горлу. Несколько мгновений потребовалось Никите, чтобы сообразить – перед ним женщина. Растрепанная, простоволосая, во рту чернеют провалы на месте выпавших зубов. Так должна выглядеть Баба-яга из детских сказок.

Парень отмахнулся клинком. Нападавшая даже не попыталась увернуться. Лезвие прочертило кровавую полосу поперек чумазой щеки. А баба уже вцепилась в одежду Никиты. Толкнула. Клацнула по-волчьи зубами возле самого носа.

Ударить снизу, под ребра?

Нет… Как можно? Женщина как-никак…

Никита попытался сбить захват, но она держалась мертвой хваткой.

В ноздри ворвалась жуткая вонь: смесь прогорклого жира, пота, прелых шкур…

– Дерись, дурень! – орал Добрян, отбиваясь сразу от двух мужиков.

Парень вырывался, как попавший в силки заяц.

– Дерись! – Вилкас развернул чубарого, пытаясь пробиться на подмогу.

Чьи-то сильные руки стиснули локти Никиты. Над ухом послышался басовитый рык.

Он ударил назад головой. Попал. Но хватка не ослабла.

Парень изо всех сил оттолкнул наседавшую спереди бабу ногой. Она отлетела, упала на четвереньки и, не вставая, быстро-быстро поползла обратно, скалясь щербатым ртом.

Ордынец шарил в колчане и все никак не мог понять, что стрелы кончились.

Горячее, смрадное дыхание обдало ухо Никиты. Клацнули зубы.

Он еще раз ударил головой.

Здоровенный серый зверь ужом вывернулся из мешанины лохматых шуб и в длинном прыжке рванул зубами яремную жилу на шее чубарого. Конь упал как подкошенный. Вилкас едва успел выскочить из седла. Попытался достать волка палицей, но зверь легко ушел от удара. Скалясь, развернулся…

Худой и высокий мужик с огненно-рыжей бородой ударил литвина по голове дубиной.

Раз! И еще раз!

Никита, крутанув течи в руках, ткнул назад, не глядя.

За спиной завизжали, как подрезанный кабанчик.

Вилкас, шатаясь, сделал пару шагов и рухнул ничком на обочину.

Седой, худющий волк перемахнул через сани, толкнув Улан-мэргена, и повис на плечах Гладилы. Добрян с размаху рубанул секирой между прижатых ушей…

Оскаленная баба прыгнула на Никиту, не вставая, как была, с колен. Парень встретил ее ударом ноги. А сам выкрутился змеей из слабеющего захвата. Дважды полоснул течами. И оба раза поперек горла.