Шрифт:
Сейчас Толик как будто доказывал мне:
— Вы же мне не верили! Вот, смотри, Келлоселька!
14
ГАУПТВАХТА В АЛАКУРТТИ
Осень, 2005 год.
Дорога, покрытая асфальтом, закончилась как только мы въехали на территорию России. Я остановил машину у вспаханной полосы. Два пограничника делали обход границы и шли в нашу сторону. Нугзар с кинокамерой шел к ним навстречу, делая съёмки.
— Не положенно здесь снимать, — подойдя к Нугзару сказал пограничник. В его голосе не было приказа.
— Я сейчас. Всё, всё, — снимая их в упор, отвечал Нугзар. Через час езды по пыльной дороге мы въехали в Алакуртти, о чем сообщал щит: «Краснознаменный Алакурттинский пограничный отряд».
— Так, я была здесь. Нас, артистов, сюда на вездеходе привезли, и мы концерт давали в погранчасти, — радостно сообщила Ольга.
— И мы здесь три дня сидели на пограничной гауптвахте, — сказал я, подъезжая к воротам воинской части, за ними был виден большой плац и выстроенные из кирпича дома.
Случилось так, что даже мой племянник Юра Капитонов служил здесь, он мне рассказывал:
«Когда я служил в армии в пограничных войсках в в/ч №2201, вызвал меня к себе капитан из особого отдела. А дело было в 1991 году. Как раз перед развалом СССР. Особист спросил меня, как служба, не обижают ли старослужащие, а потом задал вопрос который я не ожидал услышать.
— Знаешь ли ты, что в 1974 году твой дядя, который сейчас живёт в Америке, переходил границу здесь, где ты служишь?
Я знал, что дядя переходил границу, но не знал точно где. Капитан знал о переходе и обо мне ВСЁ!!! Он начал рассказывать, как всех четверых задержали и как они сидели на нашей гаупвахте. Тут он предложил мне написать письмо в Америку дяде, что я, его родственник, служу там, где он переходил границу 17 лет назад, и могу ему рассказать много интересного о границе в надежде, что дядя заинтересуется и будет выведывать любую информацию о моей службе, расположении техники и о состоянии границы. За перепиской капитан будет следить и рекомендовать мне, что писать в письмах. Он очень надеялся, что дядя из Америки захочет затем посетить Россию, где его и арестуют как шпиона. Я пообещал особисту, что напишу письмо и буду ждать ответ. Отказываться наотрез было опасно из-за непредвиденных последствий.»
Развал Советского Союза сделал своё дело: этот коварный план переписки «арест шпиона» никому больше не были нужны.
Я вспомнил лето 1974 года. Вертолет летел долго. Пограничники дремали в жутком шуме мотора. Они очнулись от сильной вибрации, когда вертолет пошел на посадку. При каждом шевелении руками наручники автоматически затягивались сильней, и кисти рук у меня отекли и болели. Приземлившийся вертолёт плотным кольцом окружили солдаты, — стриженые наголо новобранцы в мешковатой рабочей форме. Они были без оружия и, выбегая из казарм, с любопытством разглядывали нас.
— По одному, в машину их! — скомандовал офицер.
Два пограничника осторожно взяв под руки брата, повели его к грузовику с кузовом, покрытым брезентом. Следом — Бориса.
— Что вы его, как дамочку, ведете! Пинками в машину! — приказал офицер конвою.
Конвой вцепился ещё сильней в рукава куртки Бориса.
Грузовик проехал несколько метров и остановился возле трехэтажного кирпичного здания. Здесь в полуподвальном помещении находились камеры гауптвахты, а выше — казармы.
В узкое с решеткой окно проникал свет. Под окном стоял маленький столик и рядом — сделанная из кирпича кровать. В оббитых жестью дверях был вставлен глазок и кормушка. Она была открыта, и в ней — глаза любопытных солдат. Брат находился за стенкой. Голоса Анатолия и Бориса иногда звучали в коридоре. Часовой за дверями кому-то кричал:
— Старшина курить хочет.
Это потом я узнал, что Анатолий во время службы был на заставе старшиной. Для солдат — это большое звание, и теперь, на гауптвахте, они называли его «старшина».
Мы, пограничники, зеленые погоны, Отчизны рубежи мы бережем…,— горланили солдаты.
Я встал на кровать, чтобы увидеть, как за окном строем шли солдаты, наверное, в столовую на обед.
Невысокие сопки, покрытые лесом, окружали военную часть, и толстая решетка камеры делала их теперь далекими, как звезды в небе. Не хотелось верить в реальность.
— Может это сон? — спрашивал я себя. — Утром — в Финляндии, к обеду в — России.
В душе я ругал себя, ненавидел, за столь глупую ошибку — остаться подремать в баньке. В камере открылась дверь, вошли солдаты и несколько офицеров.
— Чего тебя за границу понесло? Тебя ж Родина вскормила! — сказал офицер.
Я не чувствовал ненависти к себе в его интонации, скорее их удивлял наш поступок.
— От вас всех бежал! От вашей заботы и вашей свободы, — ответил я.
— Смотри, свобода ему не нравится! Вот посидишь несколько годочков, может тогда понравится, — ухмыльнулся офицер, и все вышли.