Почему-то не захотелось даже вспоминать, не то что говорить, про тот их неудавшийся первый опыт.

– Ты не за него случайно собиралась замуж?

Пирожок так и торчал румяным боком из его полуоткрытого рта, некогда было жевать и глотать, говорить и узнавать ему вдруг захотелось. Скажите-ка, какой любознательный!..

– Рома на что-то такое намекал, но теперь, сам понимаешь.

Александра вздохнула и опустила глаза, не нравился ей пристальный взгляд ее гостя, очень не нравился.

– Так что ты сказал Корабейникову относительно Ромки? – спросила она, когда Толян дожевал все-таки пирожок и принялся потрошить пакет с замороженными котлетами. – Учти, они сырые! Их требуется еще пожарить!

– Не вопрос! – подхватил он с младенческой улыбкой и вытряхнул котлеты прямо на стол. – Щас организуем сковородочку, пережарим и накормим бедную арестантку!.. Он спросил у меня, где и с кем ты была на момент его убийства, и назвал число предположительно.

– Ну? И что ты?!

– Я и сказал, что ты была со мной. Я че?! Что-то не так?

– Но ведь это неправда, Толя! Они могут привлечь тебя за заведомо ложные показания и… меня обратно в тюрьму отправить. – Она снова запаниковала так, что морозом по коже сыпануло. – Достаточно им будет допросить Коломенцева Тимоса, и все!

– Что все? Ну, что все? Ну, допросят они его, ну скажет он им, что привез тебя ко мне. Ты-то потом осталась! А это о чем говорит, а? – Толян хитро ухмыльнулся и подмигнул ей, тупо наблюдающей за тем, как он льет в сковороду масло, как бережно трамбует мамины котлетки. – А это говорит о том, что мы с тобой были знакомы и раньше. Я так Корабейникову и сказал, заранее предугадав, что Коломну они обязательно допросят. А тот, подлец, непременно всю картину испортит, как всегда… Улавливаешь?

– Нет, если честно.

– Я этому настырному следователю говорю, стала бы она оставаться один на один с незнакомцем ночью в пустом доме!.. Он ничего, проникся. Но ведь ты же его не убивала, чего злишься, не пойму!

Толян обиделся и отвернулся от нее к газовой плите. Широченная бугристая спина его сгорбилась, совсем как у дяди Коли, когда тот уходил от нее удрученный невеселыми мыслями.

И чего она, правда? Он же хотел, как лучше, а она придирается. Не соври он Корабейникову Станиславу Андреевичу, сидела бы она сейчас в своей ветровке и кроссовках на жутких нарах. Слушала бы байки бывалых теток. А так ведь дома, в тишине и покое. Парень совершенно незлобивый, а как раз наоборот, хлопочет, котлетки жарит. Умиротворение ведь одно, а не картина.

Вилка сноровисто мелькала, совершенно потерявшись в его больших крепких пальцах, масло стреляло и шипело. Сказать или нет, чтобы огонь чуть увернул, набрызгает ведь и на стенку, и на плиту? А, черт с этим. Опять скажет, что она придирается. Он же хочет, как лучше, вот и не надо, чтобы было, как всегда…

И Александра, поддавшись непонятно какому порыву, встала, подошла к Толяну и слегка погладила его по сгорбившейся спине.

– Не обижайся на меня, Толик, ладно? У меня и в мыслях не было тебя обидеть, просто я уже собственной тени боюсь.

Крепкие бугры мышц будто моментально окаменели. Тут же крышка с грохотом легла на сковородку, газ был убавлен. А она самым невероятным образом очутилась у него на руках.

– А ты не бойся больше ничего, Шурочка, – прошептал он ей прямо в рот и понес куда-то прочь с кухни. – Ничего и никого не бойся. Я рядом… А я очень надежный, это точно…

Ох, как все у них случилось по-другому! Совсем, наверное, неправильно. И совсем не по-настоящему. В тех фильмах, что она так любила смотреть, все было много красивее и длиннее. А у них…

– Чертовы твои штаны!!! – рычал ей прямо в ухо Толян, задыхаясь почти и оглушив ее невыносимым стуком своего сердца.

Сдирал с нее джинсы на бабушкиной перине, совершенно не позаботившись о том, что и дверь в дом не заперта на щеколду изнутри. И что сковорода на плите, а в ней котлеты. Сгорят же!..

А она! Она!.. Про все ведь тоже позабыла!

Успевала только слабо пискнуть глупость какую-то несусветную в паузах между его и собственными стонами:

– Толя, ребра!.. Чертов мужлан!.. О, боже мой!.. Ты же раздавишь меня!..

И все быстро, в горячке, в угаре сумасшедшем и совершенно ей непонятном и незнакомом. До какой уж тут было романтики, если оба торопились так, будто жить им оставалось минут десять, не больше.

Ругались, чертыхались, сдирали друг с друга одежду и спешили, спешили, спешили…

Кажется, это она так громко кричала? Или нет? Почему кричала, зачем кричала, ничего не помнилось. Руки, ноги, все тело онемело, а в голове странный восторженный звон.

С ума бы не сойти от всего, честное слово!..

– Эй, Шурочка, – слабый смешок ей прямо в ухо, и Толян громадным медведем заворочался рядом на кровати. – Ты чего так орала? Больно было или хорошо?

– Да иди ты! – выпалила она в сердцах, моментально застыдившись и своего неприличного поведения, и наготы своей неприличной.

Надо же! Белым днем лежит голышом поверх перины рядом с голым мужиком, который гладит ее по-хозяйски и рассматривает, пристроив свою тяжелую голову на ее плече.

– Толя, отпусти, мне надо встать! – потребовала она после трех неудавшихся попыток стряхнуть с себя его руки.

– Зачем? – удивился он вполне искренне. – Ты куда-то торопишься?

– Нет но… – торопиться и впрямь было некуда. – Но дверь не заперта. И там котлеты!

– Черт!

Он подскочил с кровати так, что та едва не перевернулась, Александра вообще скатилась прямо на пол. И заорала:

– Буйвол чертов! Все кости мне готов переломать!

Засмеялся и умчался абсолютно голым на кухню – спасать котлеты. А если сейчас вот дядя Коля войдет, что тогда будет?! И опять же ей нужно вставать и идти туда. И смотреть на него придется. И это на голого!

Ох, как все быстро! Как все стремительно, как все неподготовлено! Никакой романтики в этом мужичаке, ну совершенно никакой романтики.

– Ну и что? – ничуть не опечалился он, когда она попеняла ему. – Зато я надежный. И тебе же хорошо было, чего придираешься?

– С чего ты взял, что мне было хорошо?

Она подобралась к нему сзади, завела его руки назад и вдела их в рукава собственного махрового халата. Нечего голым по кухне метаться со сковородкой, отскребая подгоревшие котлеты. Неприлично, в конце концов!

– Хорошо, хорошо, не отвертишься, – самодовольно заявил Толян, безропотно позволив натянуть на себя халат. – Стонала так, что я чуть не оглох. А уж как кричала… Бедный твой дядя Коля, вот наслушался!

– Почему я должна все это слушать?! – Она почти задохнулась от возмущения и заехала ему под ребра.

Результата никакого. Буйвол, медведь, мужлан чертов. Пробей такого! Непробиваемый же, зато… Зато, утверждает, что надежный!

Она осторожно, словно пробуя собственное тело на прочность, присела к столу и принялась наблюдать за тем, как непробиваемый и надежный обдирает с котлет подгоревшую корку.

Обжигается, морщится, пальцы все сальные, а все равно сдирает. Для нее, говорит, старается. Хватается потом за полотенце, трясет руками, остужая, тут же лезет за тарелками, делит котлеты на двоих. Можно подумать, она способна съесть такую гору! Утверждает, что запросто смолотит…

Хлеб кромсает такими кусками, что ногу ими точно можно отшибить. И на это у него ответ готов про большой кусок, который рот радует. Куда-то снова лезет по шкафам. Чего ищет, если сам утверждал, что там мышь давно повесилась? Чего-то ищет…

А, перец! Любитель остренького, тоже еще…

С чайником по кухне забегал. Потешно так выглядит. Громадный, в женском халате, который на нем натянут, как на барабане кожа. Коленки волосатые торчат, ручищи, как лопаты. Чашки хватает, того и гляди раздавит, как скорлупу яичную, а это, между прочим, память от бабушки.

Мужлан, чего добавить!..

Александра вяло жевала хлебную корку и все думала и думала.

Похоже это или нет на идиллию? Ей всегда разве так виделось?! Нет, конечно же! Как ей виделось?..

Пускай не смокинг, но костюм приличный, обязательно рубашка и галстук. Уж никак не женский халат! Потом еще свечи можно. Да, обязательно свечи. И длинная белая роза – можно и красную, не принципиально – в высокой тонкой вазе. Ваза в центре стола, накрытого необыкновенной хрустящей скатертью. Приборы, столовое серебро – мельхиор допустимо – хрусталь. Шикарный изысканный ужин. И тонкие трепетные пальцы, схлестнувшиеся надо всем этим…

А вместо этого подгоревшие котлеты на двух тарелках. Горелки, правда, ободраны и сложены горкой на углу раковины. Хлеб огромными ломтями. Чай в щербатых чашках, оставшихся от бабушки.

Разве это идиллия? Наверное, нет, но…

Но почему так спокойно и ничего уже больше не хочется? Почему не хочется ни вазы, ни розы на длинной ножке, и серебро столовое кажется лишним? И с чего вдруг полумрак над накрахмаленной скатертью совершенно не обязателен. И пальцы, которые только что обдирали подгоревшие котлеты, нарезали хлеб, ставили чайник на огонь и разливали заварку по чашкам, не видятся грубыми. А раньше виделись только тонкие и трепетные, с непременной печаткой на безымянном пальце.

Все перемешалось, все перепуталось и в голове, и в чувствах. И не хочется уже больше ничего, кроме…

– Толь, а Толь, – вдруг позвала его Александра, с удовольствием глядя на то, как, не жуя, глотает он мамины котлеты. – Можно я тебя поцелую?

Тут же одним глотком он загнал котлету в желудок. Не церемонясь, вытер рот тем самым полотенцем, о которое не так давно вытирал промасленные пальцы. Тарелку в сторону. Ее рывком к себе на коленки. Снова обнял до хруста в ребрах. И все снова здорово!

Нет, наверное, это все-таки идиллия, раз все так хорошо и хочется снова и снова все повторить, все, включая подгоревшие котлеты…

Дядя Коля долго топал на пороге. Много дольше обычного. А потом, чудеса чудесные, постучался. И вошел только тогда, когда Толян заорал во все горло: войдите. Заорал, прости господи, так, что старенький бабушкин абажур под потолком слегка качнулся.

– Что же ты так орешь, Толя? – шепнула она и тут же швырнула в него его джинсы. – Переоденься немедленно! Дядя Коля с ума сойдет, увидев тебя в моем халате!

Но пока Толян непонимающе рассматривал свои волосатые коленки, вертел в руках свои штаны и силился попасть в штанины сразу обеими ногами, дядя Коля успел войти.

Он не сошел с ума, представьте! И даже сделал вид, будто не замечает, что Шуркин гость сидит на диване в ее халате, скрестив волосатые ножищи. Протянул руку для приветствия, что и вовсе невиданно! Присел с Толяном рядом на диване и деловито так спросил, кивнув на включенный телевизор:

– Не смотришь чемпионат?

– Нет, я до футбола не больной, – отозвался тот, совершенно не удивившись, будто бы они так вот с соседом каждый вечер сиживают. – А кто сегодня играет? По какому каналу?

Тут же безропотно переключил, значит, чтобы уважить. И заговорил о преимуществах игроков. Дядя Коля выглядел довольным. Но потом вдруг посерьезнел и говорит:

– Тут сегодня, пока вы это… отдыхали, значит… Снова этот плюгавый приходил. Снова по соседям мотался, все вынюхивал, все расспрашивал.

– О ком?! Снова обо мне?! – У нее аж губы затряслись от страха.

Надо же! Только-только подумала, что жизнь наконец-то налаживается, что обрела наконец-то ту самую идиллию, о которой мечтала, а ведь и не подозревала даже, что так будет! И тут снова все пошло трещинами, ну как тут можно было быть безмятежной и счастливой?!

– И о тебе тоже, – кивнул озадаченный дядя Коля. – Но все больше про мужиков интересовался. Кто ездит, кто приходит, а кто на ночь остается. А все больше выспрашивал, кто из вас из всех курящим будет…

Вот это был удар под дых! Такого не ожидал никто. Александра подозревала, что дядя Коля и сам не ожидал от себя такой прыти. Надо же, как он подкосил бедного Толяна. Так подкосил, что у того аж губы побелели.

– И что он успел узнать? – еле шевельнув помертвевшими губами, едва слышно пробормотал Толян.

– А что он узнать может! – Дядя Коля мелко хихикнул, не сводя при этом с Толяна подозрительного взгляда, и уселся на диване как-то так, что своим тщедушным телом загородил его от Александры. – Кто что знает! Кто-то под окнами ее курил всю ночь, а никто не видел. Только вот окурки все какие-то странные.

– Почему?! – снова с трудом вытолкнул из себя Толян.

– Потому что точь-в-точь такие же они – из пачки чьей-то «Винстон», какой ты в малину запустил. Ты же утром уезжал куда-то? Уезжал!

Тон дяди Коли с ласкового соседского постепенно съезжал на инквизиторский. Его уже не интересовала судьба чемпионата по футболу. Он уже и в сторону телевизора не смотрел. Теперь он пожирал глазами Толяна, который будто стал уменьшаться в размерах. Ему уже будто бы и халат Шуркин стал впору.

– Когда приехал, курил? Курил! А что курил? «Винстон» ты курил, паря! Так куда же ты ездил, к кому? – продолжил допрос дядя Коля, воинственно сжав мослатые кулаки.

Весь его вид говорил за то, что если он и не справится с таким мордоворотом, то уж пару-тройку ударов нанести сможет.

Но Толян повел себя неожиданно. Совсем не так, как ожидал обеспокоенный сосед Александры. Толян неожиданно рассмеялся, пожалуй, что и с облегчением, да и сказал:

– Ну, Шурочка, наша с тобой дальнейшая жизнь в полной безопасности, когда на страже ее такие вот соседи. Молодец, дядя Коля! Дай пять!

И протянул тому распахнутую ладонь, размером с саперную лопатку. Александра думала, что дядя Коля испугается, отпрянет и руку ее новоиспеченному жениху в жизни пожать не осмелится. Нет, ошиблась. Пускай с опасением, но рукопожатие дядя Коля совершил.

Самой вся эта напряженность казалась почему-то наигранной. То ли потому, что не считала окурки от «Винстона» доказательством чьей-либо вины. То ли просто потому, что ничуть Толяна не боялась. Он хоть и огромный, и грубоватый, зато надежный.

Интересно скорее было, как он объяснит теперь, с чего вдруг закурить решился, и почему вдруг то же самое, что и тот ночной непрошеный гость, который своими крадущимися шагами пугал и не давал спать ей всю ночь?..

– Ладно, сдаюсь! – широкие рукава ее халата сползли по огромным ручищам Толяна. – Щас все расскажу, только, дядя Коля, обещай мне, что проследишь во-оон за тем следопытом, что нас с тобой глазищами испепеляет, и не позволишь ей снова бросаться из огня да в полымя. Обещаешь?

– Да уж! – неопределенно воскликнул тот и пожевал губами. – Уследишь за этой егозой, как же! Она же, как вода сквозь пальцы, улизнет, только ее и видели. Так где был с утра, не томи!

– Короче…

Толян вдруг резво поднялся с дивана, подошел к Александре, поцеловал совершенно некстати ее на глазах у дяди Коли, а потом ни с того ни с сего потребовал, чтобы она непременно села рядом. И объяснение при этом последовало абсолютно, на ее взгляд, нелепое.

– Мне так будет спокойнее, – пробормотал он, усадив ее по правую руку от себя и обхватив, не стесняясь присутствующих, за талию. – А то ведь и впрямь, как вода, сквозь пальцы… От моего дома сиганула так, что я еле-еле ее на машине догнал.

– А чего ты сразу начал?! – возмутилась Александра, вспомнив свой испуг. – Мы одни с тобой в доме, а ты надвигаешься, надвигаешься, как гора, в самом деле! Откуда я могла знать, что у тебя на уме!

– Не знала, так дома бы сидела, дурья башка!!! – выпалил в сердцах дядя Коля и ударил себя по сухонькому бедру, обтянутому совдеповским трико. – Нет, поперлась на ночь непонятно куда!.. Так что же там с окурками, парень? Где ты покурить и у кого стрельнул?!

– Да не стрелял я ни у кого, а просто взял. – Большущая его голова потерлась лбом о ее плечо. – Поехал кое-что уточнить, а там полпачки «Винстона», я так разволновался…

– От чего? – не поняла Александра.

То, как он терся сейчас лбом о ее плечо, постепенно сползая на спину, жутко ее отвлекало. И рука, что лежала на талии, тоже не давала покоя, потому как рука эта медленно поглаживала ее голую кожу. Бессовестно так приподняв край ее футболки и нащупав голый бок, нежно массировала.

Как тут было сосредоточиться на его словах?! Как было вникнуть в суть и проанализировать, если плюс ко всему его дыхание ну просто невыносимо жгло сквозь ткань аккурат между лопатками!

– Разволновался отчего? – кажется, за всем своим баловством Толян тоже упустил суть повествования, и сидел теперь и моргал растерянно под насмешливым взглядом дяди Коли. – Отчего разволновался! Отчего!.. Было от чего! Я когда проснулся под утро и глянул на тебя спящую… Кстати, ты когда спишь, очень похожа на ребенка! Маленькую такую, славную девочку…

– Толя! Прекрати немедленно!

Это она не по поводу его разговоров на отвлеченную тему возмутилась, а тому, что правая рука его обнаглела окончательно, медленно и очень осторожно втиснув пальцы под ремень ее джинсов.

– Давай, говори уже! – закончила Александра и решительно пересела обратно на кресло.

Никакого толку от ее присутствия рядом с ним не будет, это точно. Он так и станет тискать ее и гладить, и дышать в спину так, что кожа, того и гляди, обуглится прямо на костях…

– Ладно. Говорю. – Он виновато улыбнулся ей и снова постучал по дивану. – Я больше не буду, Шурочка! Иди обратно, а!

– Нет! Говори! До чего же ты додумался, рассматривая меня спящую?

– Первая мысль была: как же это Коломна мог бросить тебя одну со мной в пустом доме! Вот посудите сами… Я под следствием, так? Ну, пускай и не под следствием, – тут же поспешил он объясниться, поскольку густые брови дяди Коли медленно сложились у переносицы и поползли на лоб. – Но под подозрением, что, типа, я украл и все такое… Шурочка, ну ты знаешь, о чем я!

– Дальше, – потребовала она, уже готовая подняться и треснуть ему по гладкому огромному лбу, ну когда же, наконец, закончит.

– Сижу, смотрю на тебя и размышляю, – заторопился Толян, поняв, что предисловие его несколько затянулось. – Как вот он мог тебя оставить на произвол судьбы с таким типом, каким меня представили всей общественности?! А потом думаю, а ведь он не просто так тебя оставил. Он ведь ничего и никогда просто так не делает, Тимос Коломна… Думаю, не иначе опять какую-то каверзу затеял. Может, снова думает меня подставить или что? И тут прямо как шарахнет по мозгам…

– Что?! – одновременно с дядей Колей выпалила Александра, потому что Толян вдруг снова замолчал.

– Думаю, а как вот, интересно, могли влезть в видеоархив при мне, если он почти постоянно на замке, а? Я не знаю, как бывает при Коломне, но при мне почти всегда на замке. Меня ведь когда в милиции допрашивали, вопросами всякими запутали, запугали, я ведь об этом совершенно позабыл! Сказал им Коломна, что шкаф с архивом не запирался никогда, я и поддакнул. Но ведь это при нем не запирался! При мне он всегда на замке! И даже более того, ключи я всегда для верности на жвачку под шкаф приклеивал.

– А это еще зачем? – вскинулся дядя Коля, снова собрав кустистые брови возле переносицы.

– Чтобы не потерять! Причем открывал только тогда, когда в помещении никого не было. Сразу запру и ключ вниз под шкаф.

– Об этом знал Коломенцев? Ну, про эту твою привычку? Ведь это он обнаружил пропажу, не так ли? – вспомнила Александра сбивчивый рассказ Тимоса Коломны.

– Он! И то не сразу, говорит. Вроде не лазил туда, а когда залез, типа, архива, как не бывало. – Гладкий лоб Толяна пошел частыми поперечными складками. – И, типа, треплется, что шкаф, типа, не заперт был. И так мне мозги запудрил, что я и сам в это поверил. Говорит: Толян, типа, шкаф, как всегда был открыт… Причем несколько раз это повторил при всех. Типа, он никогда не запирался и все такое…

– Но он не знал о твоей привычке все запирать и прятать ключ под шкаф, прилепив его на жвачку, так?

От неторопливости его рассуждений у нее тут же принялись чесаться ладони. Ну, чего тянет по слову, в самом деле? Ей вот уже почти все и без него стало понятно…

– Конечно, он не знал! А я забыл, сбитый с толку! А когда на тебя спящую смотрел, смотрел, и вдруг думаю… – Толян ухватил широкую переносицу щепотью, изображая сложный мыслительный процесс, которому предавался во время ее сна. – А ведь шкаф при передаче смен был заперт! Вот если ключ на месте, значит, был заперт! А если не на месте, значит, я его потерял и пропустил этот момент. А потом меня очень лихо запутали. Кстати, это сделать проще простого, я многое делаю автоматически, не задумываясь. Вот я и помчался в «Эльбрус», а попутно решил мимо дома Коломенцева проехать. Решил посмотреть, на месте его тачка или нет. Мало ли что… Приеду в «Эльбрус», а он там. Оно мне надо?!

Машины возле дома Коломенцева не оказалось. Она подкатила, громко и возмущенно фыркая мотором минуты три спустя. Как раз в тот момент, когда Толян совсем уже было собрался отчалить. Еле-еле успел отъехать за угол дома, чтобы Тимос его не заметил. Но тот, выбравшись из машины, еле ноги переставлял. И он не только не смотрел по сторонам, сомнительно, что вообще что-то видел под своими ногами.

То и дело ежась и позевывая, Тимофей Коломенцев зашел в подъезд. Выждав немного, Толян вылез из своей машины и, подойдя поближе, несколько раз обошел кругами машину Тимоса.

– И что? – не стерпела Александра, ожидавшая услышать что-нибудь сногсшибательное.

Что-нибудь необыкновенное, указывающее на причастность Коломенцева хоть к чему-то. Должны же были остаться улики! Букет ее мальв, к примеру, на заднем сиденье его автомобиля…

Никаких букетов в машине не было. Ни цветочка, ни травинки, ни былинки. Ничего, кроме…

Кроме изрядно помятой пачки «Винстона» на передней панели.

– Коломна он ведь только «Винстон» и курит. И разбрасывает его всегда повсюду.

– И ты влез к нему в машину сигаретку стрельнуть?! – скептически сморщился дядя Коля. – Ни за что не поверю!

– И правильно, – не обиделся Толян. – Сигарету я стрельнул уже в «Эльбрусе». Там тоже полпачки на полке валялось.

– А ключ?! Ключ где был?! – Александра аж осипла от волнения, ощущение того, что они все вместе бродят в темноте где-то совсем рядом с разгадкой, было очень острым, почти физически осязаемым.

– Ключ был на месте! Под шкафом, приклеенный на жвачку! Там, где я его и оставил, когда Коломна меня менял. Может, это ничего и не значит, а может, значит все!

– Думаешь… – ахнула Александра.

Не выдержала и снова пересела к нему на диван, как-то поспокойнее было рядом с его твердым горячим плечом. Прильнула к нему, и даже зажмурилась, ну до того хорошо, ну до того хорошо. И разве это не идиллия?! Она самая, даже сомневаться нечего!..

– Что-то кажется мне, что это твой Тимос и бродил вокруг дома всю ночь, – пробормотал разволновавшийся дядя Коля. – Он, он! Кому еще было нужно?! Раз девчонку на тебя оставил… Потом увидал, как ты ее привез… И на ночь остался… Вот он вокруг дома и бродил. Все цветы вытоптал, гад! Только вот зачем ему?

– Думаю, струсил Тимос, – заявил авторитетно Толян, снова обняв Александру за талию. – Думаю, он этот архив куда-то сам и пристроил.

– Зачем? – снова хором спросили Александра и дядя Коля, переглянувшись. – Ему-то он зачем?!

– Думаю, затем чтобы заработать. Коломна он же за рубль маму родную подставит, что уж говорить обо мне…

– Скрылся ваш Коломенцев! – проговорил с раздражением Корабейников Станислав Андреевич, потянувшись к графину с водой. Потом вспомнил, что воду так никто и не поменял с прошлой недели, сморщился, словно от зубной боли, и процедил сквозь стиснутые в раздражении зубы. – Матери звонит регулярно, а дома не появляется. На работе взял отпуск за свой счет. У друзей не был тоже. Так вот…

– Так у матери и можно узнать, где он скрывается! – воскликнула Александра.

Она уже не пугалась казенного кабинета, уставленного старыми столами и ободранными стульями. Она сюда сегодня пришла абсолютно добровольно. Более того, она пришла сюда с информацией, которой намеревалась поделиться со своим бывшим тюремщиком. Это она так его прозвала за глаза.

А тюремщик, оказывается, не очень-то и обрадовался. Более того, он почему-то злился и даже не пытался этого скрыть, неприязненно посматривая в ее сторону.

Вот и теперь замолчал после ее фразы и смотрит, как на врага народа, честное слово.

– А вы, Александра, как считаете, мать мне скажет? – прервал он томительную паузу, заполненную ее нетерпением и его явным неодобрением.

– А как же? Она же просто обязана это сделать! – снова запальчиво, как в раннем детстве, выдала девушка.

– А на основании чего она должна это делать?! На основании чего, я вас спрашиваю?! – Корабейников слегка повысил голос и нервно провел по лысине; сегодня она у него не сверкала, как в тот день, когда он готов был упечь Александру за решетку. – Ну, уехал он, и что с того?! Он не преступник, не беглый каторжник, против него у меня ни единой улики, ни единой зацепки…

– А как же «Винстон»? – слегка поубавив пыл, спросила Александра.

– Ну, вот что «Винстон»? Что?! Такие сигареты курит каждый третий, к примеру, курильщик! Я же не стану их хватать, так ведь! И не стану обвинять их в том, что они взяли отпуск за свой счет. Это я тоже для примера, чтобы вам понятнее стало, барышня! И уж совершенно не вменю им в вину тот факт, что они не желают видеть своих друзей, и уж тем более меня!

– Но…

– Что – но?! Вот что – но?! – перебил он ее резко, без намека на вежливость. – Ваши догадки я к делу не пришпилю, в протокол не внесу и у прокурора санкции не возьму на основании ваших догадок! Чер-те что происходит!!! Ну, просто чер-те что!!! Пять трупов за один месяц!.. Меня либо уволят, либо…

О том, что может быть для него хуже увольнения, Корабейников уточнять не стал. Но по тому, как посерели его бледные щеки и совершенно поблекла лысина, Александра поняла, что дела у того и в самом деле не очень.

– Понимаете, – решилась она промямлить минуты три спустя, в течение которых Корабейников бездумно катал простой карандаш по столу. – Дело в том, что… Он ведь не просто так скрылся, этот Тимос.

– Почему, по-вашему? – безо всякого, впрочем, интереса спросил Станислав Андреевич.

– Он боится! Он явно чего-то боится, и не милиции уж точно.

– А кого же? – В тусклых глазах Корабейникова мелькнуло что-то, слабый огонек заинтересованности как будто.

– Вот посудите сами!.. – Мысль, которую она тщательно обдумывала все то время, что Корабейников молчал, вдруг обрела достаточно четкие очертания и стала казаться очень правильной и верной. – Он возвращается с рыбалки… Еще не факт, что он там был! Так вот, он возвращается, узнает, что его пропавшим архивом кто-то начинает интересоваться и…

– И что?! Скажите еще, что именно из-за этого Коломенцев скрылся! – Физиономия Станислава Андреевича недоверчиво скривилась.

– Не из-за этого! Я совсем не это имела в виду. – Она тоже с вожделением глянула на пыльный графин на подоконнике и тоже вспомнила, какой неприятной на вкус была там вода, вздохнула и продолжила: – Он везет меня к Толяну. Оставляет там, хотя и не должен был, раз немного подозревает своего сменщика в непорядочности. А потом, предположительно, крутится всю ночь вокруг моего дома. Он словно ждал чего-то, словно караулил, а вдруг это что-то произойдет… А наутро погибает фотограф! Тот самый, что таскался с девушками в «Эльбрус» и встречи с которым я так жаждала. Уж не знаю, стал ли меня подозревать Коломенцев, или просто так струсил, но то, что он струсил и спрятался, поняв, что дело нешуточное, это точно! Уф, все!

– Все? – скептически передразнил ее Станислав Андреевич. – Ну, испугался, ну спрятался, а вы бы не испугались? Дальше что?

– Дальше?..

Она растерялась, моментально утратив стройность той самой мысли, которая ей казалось ну до того удачной, то до того верной, что Тимоса хоть сейчас хватай и тащи в околоток.

– А дальше, я думаю, вам стоило бы переговорить с ним, – снова продолжила она настырничать. – Не просто же так он перепугался! Мне почему-то кажется, что этот самый архив он кому-то загнал. Думал, что это ерунда, так себе, пустяк. А когда вдруг этим архивом начали интересоваться – я себя имею в виду – и плюс ко всему главный герой видеосъемок так странно и так страшно погиб, Тимос жутко перепугался.

Корабейников Станислав Андреевич снова задумался. Настрадавшийся изломанный карандаш виртуозно играл в его пальцах, норовя то и дело скатиться со стола. Но на самом краю стола вновь оказывался настигнутым шустрым следователем и снова начинал накручивать вензеля по обшарпанной столешнице.

– И к каким же аргументам, по-вашему, я должен прибегнуть, чтобы разговорить бедного трусливого беглеца? – Глаза Корабейникова сделались хитрыми-прехитрыми. – Он же откажется и все!

– А вы просмотрите его телефонные разговоры, установите, с кем этот ушлый парень разговаривал в последнее время. Установите абонента и…

– Ишь, ты! Шустрая какая! – фыркнул раздосадованный Корабейников. – Просмотрите, установите… Думает, это так просто! Одних бумаг придется гору подписать, чтобы получить детализацию его счета за мобильный телефон! Это же секретная информация! И народу нет, все при делах. И вдруг пустышка, снова по глазам повод стегануть…

Это он скорее для себя отнекивался, ворча. Заранее предполагал, сколько головной боли привнесет эта бумажная волокита в его четко распланированное рабочее время.

Ходи по кабинетам, объясняй, упрашивай. Девчонке, ей что?! Ей только языком болтать, лишь бы от себя подальше подозрения отодвинуть, хотя он их с нее снимать вовсе и не собирался. С трупом Инги Владимировой ничего не понятно. Куда он мог подеваться за то время, пока она под чужим забором ревела да по подругам бегала. И подруга ее так ведь и не нашлась.

О-оох, что завтрашним утром докладывать начальству? Что маньяк, собирающий страшную коллекцию из убитых красавиц, начал потихоньку убирать мужчин, с которыми эти преступницы встречались? Очень уж это не похоже на психологический портрет убийцы, который составили местные специалисты. Тут еще как на грех, или не на грех, ни одна из девушек не была изнасилована! Странный какой-то маньяк получается, очень странный.

– А почему вы думаете, что Коломенцев договаривался о продаже архива по телефону? – задал следователь, как казалось ему, очень каверзный вопрос длинноногой настырной девчонке, попортившей ему крови ох-ох-ох сколько. – А может, он с заказчиком лично встречался?

– Вряд ли, – наморщила безупречно гладкий лоб Александра, ухватила себя за кончик волоса и потянула его в рот, а ведь за эту детскую привычку ее даже бабушка ругала. – Он трус – этот Коломенцев Тимофей. Трус и подлец. Если бы он знал этого человека в лицо, он бы не стал прятаться, он бы… Он бы наверняка к вам уже подался.

– Ишь, ты! – снова фыркнул Станислав Андреевич. – С чего бы это ему к нам идти, раз он украл архив? Если украл, конечно же.

– Кража архива, это пустяк, в сравнении со страхом за собственную шкуру. Уволят, в худшем случае. Подумаешь. Десяток кассет утащил.

– Еще цифровой фотоаппарат и…

Тут Корабейникову пришлось озадаченно умолкнуть. С архивом и фотоаппаратом пропала еще и зарплата Коломенцева. Вот уж за это его привлекать тем более глупо.

Может быть, девчонка не так уж и не права. Может, и стоило получить распечатку телефонных разговоров этого Тимофея, а потом отследить тех людей, с которыми тот в последнее время особенно часто разговаривал. Идея не так плоха, вот бы еще не идти из-за этого на поклон к руководству. Промахнется ведь, снова будет повод по глазам стегануть. Боже, как не хочется. Но начинать тоже с чего-то надо. Следствие которую неделю топчется на месте.

– Вы ступайте, милая барышня, ступайте, – тут же, приняв решение, начал Корабейников ее выпроваживать. – Если что узнаете новенького, милости прошу. А сейчас… Не мешайте мне, пожалуйста, работать!

Из его кабинета Александра вылетела разъяренной фурией.

Каков нахал! Она ему готовую версию буквально на блюдечке… Разжевала же все детально причем, а он!..

Конечно, куда как удобнее схватить первого попавшегося под руку, как вот ее схватили! Схватить, привлечь, навешать обвинений, а толку?! Толку ведь никакого! Как убивали людей, так и продолжают убивать. Кто следующий?..

– Ну и чего там? – Толян шумно потянулся, успев задремать за рулем. – Понравилась им твоя версия?

– Нет, – коротко отрезала Александра, уселась, тут же опустила солнцезащитный козырек, слепило просто нещадно. – Им готовых преступников подавай! Работать им некогда и некому, понимаешь!

Чем занимались те мордовороты, которые алчно скалились в ее сторону, когда она сидела пригвожденная к стулу ложными обвинениями, оставалось только догадываться.

– Поехали, – скомандовала Александра и тут же задумалась.

Куда нужно ехать, она не очень представляла. Но надо что-то делать, раз милиции недосуг. Хотя бы постараться отыскать Катьку-заразу, пока не нашли ее с ножом в спине.

Бедный Ромка! Бедный, бедный, бедный Ромка!!! Как же он мог так подставиться?! Ведь не мальчик же, не сопляк, чтобы так его со спины.

– Слушай, поехали к Катькиной матери, – решила Александра. – Вдруг она что-то знает! Звонит же Коломенцев своей матери. Может, и Катька тоже…

Катька-зараза, как сквозь землю провалилась. Не звонила, не объявлялась. Никаких следов, никаких намеков на то, что она была еще жива.

– Да ладно вам… – мямлила Александра, поглаживая по плечу Катькину мать. – Может, все еще уладится…

Она уже полчаса твердила одно и то же. Понимала, что несет чушь несусветную, понимала, что это бесполезные слова, а никакое не утешение. Нужно говорить что-то другое, что-то обнадеживающее и более серьезное, но ничего не получалось.

Катькину мать было жалко до спазмов в голове и горле. Невыносимо болело и то и другое. Оттого Александра, наверное, красноречием не блистала. Все слова куда-то запропастились, а вылетали как раз ненужные.

Даже Толян это отметил и красноречиво подергал бровями, кончай, мол, городить…

– Сашенька, голубушка, ты и правда так думаешь? – вдруг отозвалась бедная женщина, подняв на нее полные слез глаза. – Думаешь, что она просто убежала, потому что испугалась?

– Думаю, да, – теперь не очень уверенно проговорила Александра, незаметно погрозив Толяну кулаком.

Удумал еще крякать! Не нравится, пусть подключается, раз такой умный! Не молчать же, в самом деле, сидя рядом с убитой горем женщиной.

– Милиция только руками разводит. – Катькина мать качнулась из стороны в сторону и всхлипнула. – Вопросы гадкие про Катеньку задает мне. Уж и пожалела, что к ним пошла. Обольют только грязью, а что толку! А по мне… Она же дочка мне! Какая-никакая, а дочка. Две их у меня, ты же знаешь, Сашенька. Сестричка Катенькина больная родилась, что же мне ее бросить?! А советовали, да знаешь как!.. Вот и Катюша, может, и неприглядно когда себя вела, а ведь дочь мне, Сашенька! Не убивать же ее за то, что она вела себя плохо!

И они обе расплакались. Услышав плач матери, из спальни трубным ревом зашлась и больная Катькина сестра. Бедный Толян не знал, куда ему деваться. Метался от спальни к гостиной и обратно, что-то там сюсюкал, пытаясь успокоить больную девочку. На них пытался цыкать, но все бесполезно. Женщины ревели в три пары глаз, оплакивая беспутную Катьку, которая вдруг пропала непонятно куда.

– Так! – вдруг рявкнул Толян так, что задрожали подвески на старомодной хрустальной люстре. – Слушай мою команду, бабы! А ну, прекратили сырость! Эта дрянь еще никому и никогда не помогала!

– А что делать, Толя, что? Ее уже вон сколько нету!!! – просипела Александра сквозь горькие слезы.

Она ведь все-все простила теперь Катьке-заразе, даже то, что та заманила на дачу ее Ромку. Уж что там между ними было, одному богу ведомо, почему-то Ромка оказался после посещения этого домика без одежды… И это простила тоже, причем обоим.

Толян тяжело заходил по комнате, напряженно о чем-то размышляя. Всю историю их странного треугольника он знал. Разоткровенничалась на сон грядущий, умиротворенная его большущими ласковыми руками, что поделаешь! Никого и ни за что не осудил, брякнув что-то неопределенное про жизнь – такую сложную штуку. Наутро вдруг погнал ее в милицию. Потом она потащила его к Катькиной матери. И вот что из этого всего вышло.

Они все трое в слезах. Он в раздумьях.

– Так… – Он остановился так внезапно, что они не хотели, да подняли на него зареванные глаза. – Вот я что хочу знать, девчонки… Катерина пропала, так?

– Так, – кивнула Александра в унисон с Катькиной матерью.

– И что, кроме Александры, ею никто и никогда не интересовался? У нее же полно знакомых было, если верить слухам. Кто-то же где-то ее мог видеть. Уехала она или сбежала, она должна была вызвать такси или уехать с кем-то из знакомых. Ну, я не знаю! С этого обычно надо начинать, а не со слез. Необходимо вычислить круг ее знакомых! С кем она дружила, встречалась, кроме Александры?

Катькина мать очень надолго задумалась. Потом встала и, покачиваясь двинулась к серванту. Долго выдвигала ящики один за другим. Копалась в стопках старых квитанций, старых тетрадках, смешных детских аппликациях, которые Катька носила домой из школы тоннами. И все что-то искала, искала, искала. Не нашла и полезла по чайным чашкам и кофейникам, которыми за стеклянными дверями серванта были уставлены все полки.

– Вот! – обрадованно воскликнула она после томительных поисков. – Нашла! Вот номер телефона, адрес и имя, отчество этого мужчины.

– Какого мужчины? – Толян подлетел к ней и бесцеремонно потянул скомканный листок бумаги из ее пальцев. – Позвольте взглянуть.

Она позволила, и он долго читал, беззвучно шевеля губами. Конечно же, ничего не понял, нечего было и умничать. Беспомощно оглянулся на Александру и неуверенно пожал плечами, проговорив:

– Какой-то Самойлов Гавриил Иванович… Номер мобильного телефона. И адрес еще…

– Ну! И чего ты растерялся? – рассердилась Александра, встала и с протянутой рукой двинулась к нему. – Телефон есть, адрес есть, что за проблемы?! Поехали к этому Гавриилу Ивановичу.

– Так адрес-то «Столичной», чудак человек! – Он буквально вдавил записку ей в ладонь. – Улица Зегеля, восемнадцать!

– Ну! – не сразу поняла Александра, бегло просматривая ряд ровных аккуратных букв вперемешку с цифрами.

– Что – ну?! Это адрес гостиницы «Столичная».

Тут они вдвоем развернулись и вопросительно уставились на Катькину мать, тискающую на груди застиранный ситцевый халат.

– Откуда это? – Александра потрясла в воздухе запиской. – Кто такой этот Самойлов?

– Так вы же хотели знать, кто Катеньку спрашивал. – Она даже попятилась под их напором. – Вот он и спрашивал. Через день, наверное, после ее исчезновения. А может, на следующий… Я уже не помню! Все перемешалось в голове!

– Вы успокойтесь, пожалуйста, – устыдился Толян, взял бедную женщину за руку и усадил ее на диван, усевшись рядом. – Давайте вспомним, как он пришел, что говорил? Почему оставил такие странные координаты? С чем вообще он сюда явился, зачем ему была нужна Катерина, как он объяснил свой интерес?

Оказалось, что Самойлов Гавриил Иванович явился к Катерине при полном параде и с букетом шикарных роз. Средних лет, по виду достаточно обеспеченный. Во всяком случае, об этом свидетельствовал его дорогой костюм, стильные туфли и золотые запонки с булавкой для галстука. Он вошел, огляделся и безо всякого вступления начал говорить о своих чувствах.

– О как! – поразился Толян и крутанул лобастой головой. – Розы, блин… А я, лопух, сразу кинулся картошку жарить!

Александра тут же погасила улыбку. Во-первых, не к месту и не ко времени было улыбаться. А во-вторых…

А во-вторых, не рассказывать же ему сейчас, что ее новое представление о совершенной идиллии не предусматривало обязательный букет и золотые запонки. Сойдет и сковородка жареной картошки вместе с подгоревшими котлетами, лишь бы смотрел он на нее всегда так, как теперь смотрит.

Так вот, Самойлов…

Рассказав Катькиной матери о том, что полюбил Катерину буквально с первого взгляда, и подробно остановившись на своих серьезных намерениях, он вдруг возжелал ее непременно увидеть. А когда мать в слезах поведала ему о бегстве собственной дочери, очень расстроился. Потом разволновался и…

– Он мне и посоветовал обратиться в милицию. Сказал, что дело тут нечистое, – снова расплакалась Катькина матушка. – Оставил вот эту записку, обещал непременно еще зайти.

– Заходил? – Толян положил огромную ладонь на ее плечо и осторожно погладил. – Не убивайтесь вы так! Так он объявлялся еще, этот Гаврик?

– Нет. Больше так и не зашел. Я позвонила по этому вот телефону, девушка сказала мне, что он недоступен и все.

– Ясно… – многозначительно наморщил лоб Толян, хотя ясности не было никакой.

Александра, промолчавшая все это время, вдруг оживилась.

– Если он остановился в гостинице, значит, приезжий, – пробормотала она, переводя взгляд с Толяна на Катькину мать. – А где же они познакомиться могли? Он ничего не говорил?

– Говорил, – кивнула женщина. – По фотографии.

– По фотографии??? – У нее аж голос сел от волнения.

Снова фотографии!!! Опять всплывают непонятные фотографии! Те погибшие девушки тоже обменивались какими-то фотографиями с погибшим теперь фотографом Сергеем. Не отсюда ли начались их общие проблемы?..

– Ну да, по фотографии. А что здесь такого? Вроде бы Катенька послала свое фото в службу знакомств через компьютер, как это теперь называется?..

– Интернет, – подсказала Александра.

– Вот, вот, он так и сказал, точно – Интернет! Вроде бы увидел ее фотографию, начал переписываться. Только я никаких писем в почтовом ящике не видела!

Речь, скорее всего, шла об электронных посланиях.

– Потом перечислил какие-то деньги, долго ждал ответа. Не дождался и решил приехать сам. Как уж он нашел ее, не знаю. Он не сказал, замялся как-то.

Ей, видимо, было очень тяжело от огромной ладони Толяна, но сбросить ее с плеча она не решалась. Покосилась, правда, несколько раз, но так и осталась сидеть.

Они пробыли здесь еще минут пятнадцать. Все говорили про вынырнувшего из Интернета Самойлова. Оказалось, что в милиции о нем не было сказано ни слова. Поостереглась Катькина мать говорить о нем. После скользких милицейских вопросов о моральном облике пропавшей без вести Катерины откровенничать с ними особо не хотелось.

А ведь в нем могло быть все и дело…

– Нет вашего Самойлова Гавриила Ивановича.

Откровенно ощупывающий взгляд дежурного администратора гостиницы «Столичной» прошелся по крепкой накачанной фигуре Толяна.

А ведь он, наверное, нравится женщинам, запоздало подумалось Александре. И что-то больно укололо в самое сердце.

Администраторша была чудо как хороша. Белокурая, с длинными высветленными волосами, красиво рассыпанными по спине и плечам. Высокая… Она тут же поспешила продемонстрировать им свои и рост, и ноги, и фигуру – выбралась из-за конторки и грациозно прошлась по тесноватому холлу. Вроде бы к окну подошла, землю в цветах проверить, даже пальчиком для наглядности в землю потыкала. Но Александра моментально разгадала ее уловку. Такое и Катька-зараза не раз проделывала. Эта была не лучше!

Так же, как и любезная сердцу подруга, глазками поигрывала, походка от бедра, голосок моментально томным заделала, будто они к ней не по делу явились, а в гости напрашиваются.

Юбка короткая, у Александры повязка для волос куда шире. Кофточка застегнута на две пуговицы, остальные четыре незадействованные великолепно позволяли рассмотреть буквально все, вплоть до цвета ее нижнего белья. Она же, мало того, что прогуливаться удумала, так еще и нагибаться принялась, будто бы скрепку обронила. Только почему-то скрепки все валялись исключительно у Толяна под ногами.

Но Толян – такой умничка, такой хороший и надежный – на ее уловки не клюнул совершенно. Поглядывал на белокурую администраторшу с легкой ухмылкой, опережающей ровно на полкорпуса все ее ухищрения. И при этом еще догадался обхватить Александру за талию и притянуть к себе поближе. Вот за это одно она готова была до конца дней своих терпеть и его картошку вместо роз, и растянутую до неприличия футболку вместо смокинга и сорочки с золотыми запонками.

Ведь молодец, ни к чему не придерешься!

А она ведь и впрямь его приревновала, вот чудеса-то чудные! И тут же успела пожалеть, что не надела с утра юбку, а ей ведь идет. И что вместо туфель снова в кроссовки влезла. Ой, пора, правда, собственным обликом заняться. Ой, как пора. Правы, как всегда, папа с мамой…

– Милая девушка, – проговорил Толян, не забывая обнимать Александру. – А как бы нам узнать, куда он подевался? Уж очень он нам нужен, очень!

– Он всем нужен, – сообщила она, гортанно хохотнув. – Его тут и без вас уже человек пять спрашивали.

– Да ну! – Толян крутанул лобастой головой и хмыкнул неопределенно: – Что, всем задолжать успел?

– Если бы! Его не за долги ищут, а по службе. Он же очень влиятельный человек, очень. – Четко уловив, как именно он обнимает свою девушку, и безошибочно угадав, что это может значить, администраторша подавила разочарованный вздох и вернулась на свое рабочее место. – Какой-то то ли начальник, то ли бизнесмен. Охрана его с ног сбилась, пока я им не помогла.

– А нам что же, не поможете? – Тут Толян все же немного позволил себе повольничать, интимно подмигнув. – Мы в долгу не останемся.

– Ох, уж ладно тебе. – Девушка расхохоталась, красиво запрокинув голову. – Вижу, как девчонку свою тискаешь! В долгу он не останется… В больнице он ваш Самойлов. Вторая неделя пошла.

– Заболел, что ли? – продолжал уламывать администраторшу Толян и даже, мерзавец, чуть ослабил хватку и пододвинулся к конторке поближе. – Совесть замучила или как?

– Если бы совесть. – Девушка достала из ящика пудреницу и принялась глазеть на себя в зеркало. – В травматологии он. Теперь с ним, наверное, уже все в порядке. А поначалу думали, что и не выживет.

– Да ну?!

Они быстро переглянулись.

– А что случилось?

– Так его машина сбила! – удивилась администраторша, будто они были просто обязаны знать обо всех случившихся в городе дорожно-транспортных происшествиях. – Прямо неподалеку от гостиницы. Тут потом его охрана понаехала, что было!..

И она принялась рассказывать им о том, какие бравые парни у Самойлова в охране, как они переполошились, как изнервничались, потому что не пускали его одного, а он настоял… И теперь им, возможно, грозит увольнение…

– А я им говорю, не переживайте, устроим вас здесь! – продолжала она веселиться в духе искушенной соблазнительницы, снова возобновив игру глазами. – Не прониклись. Так с той поры возле больницы и тусуются. Теперь, может быть, и уехали.

– Почему? – не выдержав ее ужимок, вставила все-таки Александра.

– Так, может, его выписали, не год же ему там лежать! У него небось – у этого Самойлова – целый полк личного медперсонала. Поезжайте в травматологию, там узнаете. Но вообще-то не должен был выписаться, номер до сих пор за ним остается, за него ведь так никто и не заплатил. Вот ведь эти богачи, вечно с ними что-то не так…

До травматологии они летели, не разбирая дороги. Какие знаки?! Какие пешеходные переходы?! Какие ограничения скоростного режима?! О каком лишении водительского удостоверения могла идти речь, если в эту самую минуту Самойлов Гавриил Иванович мог просто взять и выписаться из больницы! И уехать в свой город, и снова поселиться за высоким забором особняка – тот наверняка у него имелся, раз уж одной охраны целый штат – и тогда им уж его не выцепить точно.

Не выписался, хвала всем святым угодникам!

Они это поняли моментально, как свернули под «кирпич» в больничный двор.

Не один, не два, а целых три огромных черных джипа мирно паслись в дальнем углу возле входа в травматологическое отделение. На скамеечке перед входом сидела пара здоровенных, вроде Толяна, качка, с крохотными наушниками и такими же малюсенькими микрофончиками возле рта.

– Охрана, – безрадостно констатировал Толян и полез из машины, приказав ей не двигаться с места, при этом грубо так втиснул ее в сиденье, шикнув: – Сидеть, я сказал! Сам попробую договориться, ты только все испортишь…

При виде Толяна охрана моментально повскакала со скамейки и приняла борцовскую позицию. И простояла так все то время, что он шел к ним и стоял возле, о чем-то негромко переговариваясь.

Убеждал он их долго, то и дело оглядывался на машину, где Александра притихла, слегка на него обидевшись. Раскомандовался, тоже!..

Потом вдруг улыбнулся и махнул ей рукой.

– Она? – Тупой подбородок одного из охранников слегка качнулся в ее сторону.

– Она, – подтвердил Толян и поставил ее перед собой. – Она подруга той самой Катерины, к которой ваш босс и приехал. Нужно поговорить.

– Минуточку. – вякнул второй без особого энтузиазма и скрылся в дверях отделения.

Вернулся он не скоро. И вернулся слегка пришибленным.

– Идите, девушка. – произнес он бесцветным голосом. – Только недолго! Я вас провожу. А ваш спутник пускай останется здесь.

И она пошла следом за здоровяком, тупо рассматривая широченную спину, обтянутую добротной тканью недешевого костюма.

Они поднялись на второй этаж, прошли в самый конец коридора, где на стульях перед дверью маялась от безделья еще парочка таких же здоровенных амбалов.

– Она? – кивнул один из тех, что караулил вход в палату Самойлова.

– Она, – подтвердило ее сопровождение.

– Обыскивал?

– Нет.

Повисла пауза, в течение которой все трое пристально рассматривали ее. Рассматривали, будто расстреливали.

– У меня ничего нет! Никакого оружия! – И она даже руки подняла, испугавшись того, что они начнут шарить у нее в штанах. – Можете войти со мной. Никакой секретной информации у меня нет!

Обыскивать ее не стали, но вошли с ней сразу двое и замерли по бокам.

Самойлов Гавриил Иванович лежал на единственной в комнате кровати с перебинтованными конечностями и повязкой через весь лоб. Глаза его поначалу были прикрыты, но минуту спустя, после того как они вошли, он вдруг произнес:

– Выйдите, вы оба!

– Гаврила Иванович! – сразу заканючил тот парень, что стоял слева от нее. – Ну, пожалейте вы нас, если себя не жалеете! Не положено же!

– Вон! – коротко скомандовал он, и парней, как ветром сдуло. Глаза Самойлова открылись, он глянул на нее с тоской, вздохнул глубоко и тут же без переходов спросил. – Ну и где она?

– Не знаю! – не растерялась Александра, безошибочно угадав, что спрашивает он про Катьку. – Она пропала, Гавриил Иванович!

– Пропала… – процедил он с досадой. – Она сбежала, как… Она просто сбила деньги и удрала, а я ведь…

– Нет, все не так! Все много хуже, чем вам кажется!

Почему-то вдруг стало очень обидно за Катьку. Вот и этот спешит ее обвинить, не разобравшись. И захотелось защитить подругу, ведь, несмотря ни на что, она ее любила всю свою жизнь. И вполне допускала, что с ней случилась беда, страшная беда, и допустить, чтобы ее вот так вот запросто смешали с грязью, Александра не позволит. Никому не позволит, раз уж себе не позволила…

К тому же вряд ли бы Катька сбежала от такого, как Самойлов. Даже на больничной койке, даже весь перетянутый бинтами, он был просто великолепен. Как убралась его охрана от одного его коротенького слова, а!

– Я допускаю, что с ней что-то случилось, понимаете?!

– Нет пока. – Самойлов оставался безразличен к ее эмоциональным восклицаниям. – Потрудитесь объясниться.

Она очень трудилась, рассказывая ему все-все с самого начала! Даже про труп Инги Владимировой не умолчала. А чего молчать, если она уже и в милиции это успела рассказать!

Кажется, Самойлова пробрало. Стоило ей закончить, как он громко крикнул в закрытую дверь:

– Артур, зайди! Знаю, что подслушиваешь!

Один из охранников, кажется, тот самый, что привел ее с улицы на второй этаж, немедленно возник перед кроватью своего шефа.

– Все слышал, умник? – криво усмехнулся Гавриил Иванович.

Тот промолчал, невозмутимо рассматривая носы своих ботинок.

– Ладно, не хочешь признаваться, не надо. Но вот вопрос: что делать в подобной дрянной ситуации, а? Вы все считали, что девочка меня развела на бабки, а тут что-то другое. Может, это ее развели, или как думаешь?

– Надо разобраться, Гаврила Иванович. Дело очень запутанное, – промямлил Артур не очень уверенно. – Если я правильно понял ситуацию, то кто-то сшибает деньги на красотках, а потом очень аккуратно их устраняет?

– Да?! – Александра побелела.

О таком она не думала, если честно. Много чего перебирала в уме, советуясь с Толяном, но вот до такого вывода еще не додумалась.

Как, как он сказал?! Сшибает деньги на красотках? Это в плане знакомств через Интернет, что ли? Это что же означает, что фотограф Сергей скупал у девушек эффектные фото, размещал их в сети, потом каким-то образом получал за это деньги и девушек этих убивал? Чушь какая-то! Кто тогда его убил?

– Тот, кто испугался, – настырно стоял на своем Артур. – Возможно, этот ваш Сергей не сам до этого додумался, а кто-то за него. Вот его и убрали. Хороший свидетель – мертвый свидетель.

Правда, если это, конечно, было правдой, в устах Артура звучала очень зловеще.

– Какими же большими должны быть деньги, чтобы девушек убивать! – воскликнула Александра, все еще не желая верить в подобную версию, теперь уж история с маньяком казалась более приемлемой. – Сколько же нужно было платить за такое знакомство?!

– Я вот лично заплатил полторы тысячи долларов, – нехотя признался Самойлов. – Понимаете, сайт очень интересный. Такое разводилово, скажу я вам… Сначала заплати, чтобы открыть. Потом оплати каждый шаг. А уж когда дело доходит до фотографии и личных качеств красавицы, то тут просто бумажник не успевает закрываться. Очень тонко все продумано. Очень хитро. И при этом никакого личного контакта, никаких адресов.

– Да, но как же вы!.. – перебила его Александра, вспомнив и про розы, и про костюм, и про запонки. – Вам ведь как удалось найти Катькин адрес!

– Она сама мне сбросила все данные, представляете! – Лицо Самойлова просто засветилось. – Это получилось так неожиданно… Поначалу полная тишина, это после очередного денежного перевода. А потом вдруг ее сообщение о желании встретиться. И приписка еще очень сумбурная, что все подробности объясню при встрече.

Итак, Катька-зараза знала, что что-то происходит не так. Может быть, даже принимала во всем этом какое-то участие. Как бы тогда ей удалось узнать адрес электронной почты Самойлова? Она переступила дозволенную черту и ее…

– Не-е-ет! Ее не могли убить!!! Она жива, слышите!

И Александра снова расплакалась. Только теперь уже не от неизвестности, из-за которой она убивалась вместе с Катькиной матерью. А от конкретного страшного горя, которое осознать было слишком тяжело и больно.

Александра плакала не стесняясь, плакала, некрасиво размазывая слезы по лицу. Какие-то непонятные слова утешения пытался ей говорить Артур. Подвел ее к окну, усадил на больничный стул и даже вытер ей лицо салфеткой. Самойлов все это время молчал. Глядел остановившимися глазами в потолок и молчал. Когда Александра немного затихла, Гавриил Иванович выдохнул с горечью:

– Мне так хотелось наконец устроить свою жизнь… Все строил, строил бизнес, не до семьи было. Казалось все это добро обременительным. И вот когда нашел, то… Артурчик, мальчик мой, ты завтрашний отъезд отмени, голубчик. Мы никуда не едем.

– Гаврила Иваныч! – заныл моментально охранник, тут же отстал от Александры и чуть не вприсядку начал плясать вокруг кровати. – Ну, нельзя же так! На послезавтра консилиум собрать решили…

– К черту, Артурчик, к черту консилиум, – улыбнулся одними губами Самойлов, с досадой глянул на свои бинты и выругался. – Черт, черт, черт!!! Ну, почему это случилось именно со мной?!

– Потому что вы искали Катьку, – всхлипнула Александра. – Сергея… Этого фотографа тоже машина сбила… насмерть. Вам, кажется, повезло! Вы не запомнили, что за машина была?

– Нет, конечно! – Самойлов с силой дернулся на кровати и тут же сморщился от боли. – Было очень темно, я прогуливался. Как дурак ходил по улицам, думал, может, где встречу ее, город ведь маленький… Видимо, за мной следили… Знаете, Сашенька, я тоже не верю, что с Катериной случилось что-то страшное… Я бы почувствовал.

Артур удрученно покачал головой, тут же сделав ей знак следовать за ним.

Они вышли в коридор, и словно по команде со стульев подскочили два охранника, караулившие вход в палату.

– Ну, чего там, Артур? – спросил один из них.

Второй с неприязненным вниманием рассматривал Александру. Как букашку какую-то! И она снова, как в гостинице, почувствовала, что некрасиво одета, что не накрашена, и что волосы у нее могли бы, к примеру, красиво струиться по плечам.

– Едем? – поинтересовался он после того, как глаза устали смотреть на девушку.

– Нет. Остаемся, – выдохнул Артур и оглянулся на нее. Правда, посмотрел нормально, без предвзятости. – Дела, оказывается, очень серьезные. Придется поработать, парни.

– Да? – разочарованно выдохнул мастер неприязненных взглядов. – А конкретнее…

– Сейчас вот барышню провожу, проинструктирую.

Весь инструктаж заключался в том, чтобы ни она, ни Толян не обмолвились ни единым словом милиции.

Никаких дел Самойлов Гавриил Иванович с представителями органов правопорядка иметь не желал. То ли огласки боялся, то ли еще чего, но с них двоих взяли клятвенное обещание. Напоследок Артурчик даже не поскупился на угрозы, завуалировав их непонятными изречениями, типа: смотрите, если что; уж тогда не обессудьте…

Рожа при этом у него была свирепее некуда.

Кто же после такого захочет ослушаться? Даже Толян проникся, погрозив ей кулаком, когда она, влезая в машину, вспомнила вдруг про Корабейникова Станислава Андреевича.

– Не смей! Пускай уж они сами.

– А как же мы? – надулась она сразу, отворачиваясь к окну.

– А мы потом подключимся.

– Потом!!! А пока что?!

– А пока… Пока будем знакомиться с родителями.

– С моими?! Ты с ума сошел!

В голове тут же закрутилось и понеслось.

Вот Толян в распахнутой на груди рубахе, в растоптанных кроссовках сорок четвертого размера с неизменными ключами от машины на пальце вваливается в родительскую квартиру и говорит что-нибудь эдакое… Что-нибудь совершенно не романтическое и обыденное, типа: а пожрать в этом доме найдется?

Мама упадет в обморок, отец точно устроит скандал. Им же – ее родителям – невдомек, что она вывела-таки свой рецепт счастья, который ей не оставила бабушка в наследство и не преподнесли на блюдечке мама с папой. И этот рецепт буквально исцеляет от всего.

От одиночества – раз.

От хандры – два.

От глупостей – три.

И побуждает, побуждает, побуждает…

Хотя бы даже к тому, чтобы заняться наконец своей внешностью и прекратить носить этот дурацкий хвост, делающий ее похожей на школьницу.

Но Толян – мужлан чертов – посмотрел на нее не хуже того охранника, пожал плечами в недоумении, и удивленно так пробормотал:

– Зачем с твоими? Будем знакомиться с родителями Коломенцева, фотографа этого погибшего еще. Нам нужен заказчик, Шурочка. Где-то же он должен был засветиться. Не так уж велик город, чтобы ему оставаться невидимым. И родители что-то да могли знать, либо слышать, с кем их чадо треплется по телефону.

Ей бы обрадоваться и вздохнуть с облегчением, не будет никакого обморока у мамы и скандала с папой не будет тоже, а она обиделась.

Мог бы и соврать что-нибудь для приличия. А то режет правду-матку, когда надо и не надо. То о серьезности намерений ей твердит, что-то такое о свадьбе намекает, и тут же соскочить готов, стоило разговор завести о знакомстве с родителями.

И тут, словно прочувствовав горечь ее мыслей, Толян вдруг говорит:

– С твоими будем знакомиться, когда все закончится. Вот Катьку твою отыщем, отловим этого умника, что решил очень виртуозно бабок настричь через Интернет, и тогда… Костюм бы купить поприличнее, а, как думаешь, Сашок? Не идти же к ним в рубахе или в футболке! Тоже, скажут, привела женишка. Урода какого-то… Как думаешь, я им понравлюсь?

– Для начала бы спросил, нравишься ли ты мне! – поддела она его с издевкой, хотя готова была в ту же минуту кинуться ему на шею и зацеловать до обморока.

Он так вдавил на тормоза, что ее голова с легким глухим стуком ткнулась в ветровое стекло.

– А я че, тебе не нравлюсь?! – Толян вытаращился на нее с такой обидой, что дальше могли быть только слезы. – Шурик, я че, тебе не нравлюсь?! Я че-то не понял, как же так?! Мы ведь вроде бы все решили… У нас, блин, все так классно вроде… И тут ты говоришь… Постой! Я и правда тебе не нравлюсь?!

– Дать бы тебе по башке, Толян! – воскликнула она, потирая ушибленный лоб. – Ты хотя бы предупреждал, когда тормозить собираешься.

Его огромные лапищи ухватили ее за плечи, чуть развернули и тут же вдавили в его грудь. А губы принялись мусолить ее возможный синяк.

– Прости! Ну, прости меня, пожалуйста! – зашептал он быстро и жарко, обнимая ее и прижимая к себе все крепе и крепче.

Пояс от джинсов впился в живот, футболка задралась, волосы разлохматились, еще и жарко было, и неудобно, а на них ведь мог кто-то смотреть вдобавок. Машину-то он остановил в паре метров от въезда на больничный двор, а там народ снует с утра до вечера. Город маленький, увидит кто-нибудь из знакомых, родителям непременно донесут. Тогда уж от вопросов не отвертеться.

– Толя! Ну, Толя же! – Она выворачивалась, как могла, но только усугубляла ситуацию, теперь еще и лицо вспотело, и покраснело наверняка. – Прекрати немедленно! Отпусти, ну же!!!

– Отпущу, отпущу, – продолжал он шептать, целуя уже где-то в районе плеча. – Только ответь, я тебе хоть немного нравлюсь?

– Да, да, да!!! – заорала она, краем глаза уловив какое-то движение у машины со своей стороны. – Нравишься! Отстань!

Довольный Толян звучно чмокнул ее напоследок в щеку. Привалился к спинке своего сиденья, и только тут обратил внимание на осторожный стук по стеклу со стороны Александры.

– Смотри, Шурочка, каким-то чудакам есть до нас дело! – хохотнул он, подталкивая ее в бок локтем.

Она в этот момент как раз заново перетягивала хвост на макушке и заново заправляла футболку в джинсы, поэтому чудаков заметила не сразу. А когда подняла глаза и посмотрела…

Все! Никакого приличного костюма не будет! И знакомство состоится именно по тому сценарию, который виделся ей несколько минут назад. Потому что это знакомство произойдет именно здесь и сейчас. Потому что чудаками оказались ее родители.

Со скорбными вытянутыми физиономиями ее мама и папа стояли чуть поодаль от машины. Мама готова была расплакаться. Папа играл желваками и на дочь почти не смотрел. Он смотрел на Толяна, и смотрел как раз как на… урода.

– Чего это они? – не понял Толян, проследив за ее взглядом. – Не уходят…

– И не уйдут, – вздохнула Александра, дергая за ручку, а та все никак не открывалась и не открывалась. – Вылезай из машины!

– Зачем это? – До Толяна еще ничего не дошло, потому что он продолжал переводить недоуменный взгляд с нее на супружескую пару, преградившую проезд.

– Будем знакомиться, раз уж ты хотел, – невесело пошутила она, дверь наконец открылась, и она опустила ноги из машины на землю. – Только придется начать знакомство с моих родителей, хотя ты их и оставлял напоследок…

Папа был непреклонен. Он полчаса просидел с Толяном, закрывшись в гостиной, а когда вышел оттуда, его сурово насупленные брови не предвещали ничего доброго.

Мама с Александрой ждали своих мужчин, притихнув, на кухне. Не просто так, конечно, ждали. Немного похлопотали. Накрыли стол к чаю, наставили тарелок с пирожками, печеньем и конфетами. Чуть-чуть поспорили вполголоса, чуть-чуть погорячились, и затихли в ожидании вердикта, который должен был вынести отец.

– Это никуда, к черту, не годится! – рубанул тот сразу, как вошел на кухню.

Толян, моментально как будто сделавшись ниже ростом, топтался за его спиной и жалобно поглядывал из-за отцовского плеча на Александру.

Чем ему можно было помочь в данной ситуации, она совершенно не представляла.

– Эта нигде не работает! – Отец ткнул указательным пальцем в сторону Александры, которая снова влезла на его место за столом. Тут же развернулся и ткнул пальцем в Анатолия. – Этот тоже не пойми чем занимается. Мышечную массу наращивает под музыку в молодежном клубе! Правильно я понял?!

Толян промычал что-то невразумительное и, осторожно протиснувшись между отцом и дверью, поспешил к Александре под бок. Сел рядышком, сложил руки на столе, будто первоклассник, и тоже затих.

– И как вы собираетесь существовать, молодые люди, а?! – продолжал громыхать отец, носясь по кухне и то и дело задевая мать то одним боком, то другим. – На что собираетесь существовать?! Частное сыскное агентство откроете, так я понял? У вас же это отлично получается! Одна по делу об убийстве проходит свидетелем, второй по краже подозреваемым! Чем не пара?! Мать!!! Чего молчишь-то?! Говори!!!

Мать вздрогнула, как от удара хлыстом по спине, выпрямилась и проговорила, спокойно так, почти с радостью:

– Милый, не стоит драматизировать. Нужно сначала выслушать ребят.

– Хватит! Я уже одного наслушался, хватит! Думаешь, вторая лучше придумает?! Умники, мать вашу!..

Отец отвернулся от них к окну, сунул крепко стиснутые кулаки в карманы, будто опасался, что может пустить их в ход, и замолчал надолго. Воспользовавшись паузой в скандале, мать потихонечку встала и заторопилась к газовой плите. Чиркнула газовой зажигалкой, поставила чайник на огонь и, глянув на молодых, неожиданно заговорщически им подмигнула.

У Александры моментально потеплело на душе.

Мама за нее! Она одобрила ее выбор! Одобрила, невзирая на то, что Толян был плохо выбрит, и одет так себе, по-походному. Теперь требовалось выиграть время и уломать отца. Глядишь, и отойдет, и перестанет дуться на нее и коситься на ее избранника.

Как все неожиданно быстро получилось! Она и думать не думала, что так все внезапно и стремительно выйдет. С Ромкой все топтались и топтались вокруг одной и той же темы, а с этим…

Чайник закипел, кипяток был разлит по чашкам, они трое одновременно принялись болтать ложками в чашках, не забывая посматривать в напряженную спину хозяина.

– Па! Давай чаю попьем. Я даже с места твоего уйду. – И Александра полезла через огромные коленки Толяна к отцу.

– Да сиди уж, невеста! – фыркнул тот, махнув в ее сторону рукой со странной обреченностью. – Выросла еще на горе! Все маленькая была, маленькая… Все бант себе на хвост цепляла, а теперь… А теперь вон какого бугая подцепила. Как жить собираетесь, а, я вас спрашиваю?!

– Счастливо, батя! – гаркнул вдруг Толян и совершенно не к месту полез обниматься с будущим тестем, облапил, медвежище такой, от пола оторвал и потряс ее отцом в воздухе как куклой. – Я же за Шурочку кому хочешь хребет сломаю! Не веришь, батя?!

Александра аж глаза закатила от ужаса.

Ну, все! Сейчас начнется что-нибудь еще более страшное или, наоборот, закончится. Выставит их по очереди за дверь без права переписки, и все. Отец ведь мог быть очень крутым на расправу.

Но крутой на расправу неожиданно размяк. То ли «батей» его пленил будущий зять, то ли силой своей немереной. Стоило ему вновь нащупать пол кухни под ногами, как он тут же без лишних слов суетливо подлетел к столу, похлопал мать по плечу и, заметно смущаясь, произнес:

– Там ничего нет покрепче, мать? Колбаски бы, что ли, нарезала. Салатик там сделала, чего просидели тут, куклы?

И закрутилось…

Для начала поволокли кухонный стол в гостиную. Выстлали праздничной скатертью, которую доставали только на Новый год и ее – Сашенькин – день рождения. И колбаска нашлась, и салатик, и даже бутерброды с красной икрой. Все быстро, суетливо, с шумом, смехом. Толян топал, с грохотом двигал мебель, без особой нужды то и дело называл ее отца батей, а мать – матушкой. Вызвался даже готовить бутерброды, но только батон попортил, измяв его в своих лапищах, как кусок пластилина.

Сели к столу, долго говорили, выпили и снова говорили. Даже планы какие-то принялись строить. Отец все Толяну газету объявлений в нос совал, трудоустроить все пытался. Тот со всем соглашался, на все был готов и с абсолютно глупой улыбкой посматривал в ее сторону.

А она что? Она улыбалась ему в ответ, возможно, что так же глупо, как и он. Но счастлива была, совершенно и безмятежно счастлива, вот потому и улыбалась.

Работа? Да найдут они работу, проблема какая! В нем же силы ого-ого сколько, он и бревна с кирпичами готов ворочать, лишь бы Шурочке его было с ним хорошо. А она может и не работать вовсе. Пускай дома сидит. Если скучно, пускай выберет себе что-нибудь для интереса. Он со всем согласен, и любое ее решение примет. Он же… любит ее! Так ведь и сказал с небольшой, правда, заминкой. Что любит, сказал. Что на все ради нее готов и что со всем и всегда будет согласен.

Папа оттаял, мама то и дело украдкой прикладывала краешек скатерти к глазам, и это тоже вполне вписывалось в ее новую идиллическую картинку о счастье. Может, для кого-то и банально, для кого-то было бы лишним, а ей нравилось.

И снова удивительное ощущение защищенности накрыло с головой так, что мурлыкать захотелось. И не верилось как-то, что кто-то сможет все это скомкать, сломать, а то и просто уничтожить.

Поверить пришлось…

– Понимаете, он пропал! – захлебываясь слезами, Александра сидела напротив Корабейникова Станислава Андреевича и последние десять минут только и делала, что пыталась убедить этого протокольного хрыча в том, что ее Толя пропал неизвестно куда. – Он поехал по каким-то своим делам и…

– По каким делам, барышня? – едко вставил Корабейников, который совершенно не хотел заниматься еще и любовными историями, и без того хватало поблем на работе.

– По личным, разве вы не понимаете?! – ревела в полный голос Александра, не заботясь о внешнем виде, хотя последние пару дней только и делала, что приводила себя в порядок.

– Ах, по личным! – недобро ухмыльнулся Корабейников. – Ну, а я тут при чем? Что я могу сделать для вас конкретно, если ваш жених уехал от вас по каким-то там личным делам?

– Он не от меня уехал! – хрипло выкрикнула Александра. – Он по делам уехал! Вчера вечером! И его до сих пор нет!..

Корабейников Станислав Андреевич все прекрасно понимал, и даже где-то в глубине души сочувствовал ей. Но он не собирался, черти бы побрали эту длинноногую растрепанную девицу, искать ее загулявшего придурка, которому, возможно, понадобилось вдруг с кем-нибудь сравнить свою красавицу! Мало дел, что ли?! Он с минуты на минуту ожидает увидеть на своем столе детализацию счетов с мобильного Коломенцева Тимофея.

Да, да! Он пошел все же у нее на поводу и выклянчил разрешение на эту вольность, хотя всем нутром чувствовал, что это откровенная пустышка. Никуда не мог звонить этот Тимос, и ему никто не звонил по вопросу купли-продажи видеоархива молодежного клуба «Эльбрус». Не такие же дураки, в самом деле, чтобы так светиться!

А все же пошел на поводу. По стародавнему своему принципу: дергать хоть за какую-то ниточку, авось куда-нибудь, да выведет.

Он украдкой глянул на девчонку еще раз и еще раз нехотя ее пожалел. Так же нехотя выбрался из-за стола и подошел к подоконнику, где торчал всем промозоливший глаза графин с водой. Сегодня он мог предложить воды без опаски. Сегодня он самолично ополоснул графин и воды свежей набрал. Не отравит…

– Выпейте и успокойтесь, – буркнул он недовольно, втиснув ей в руку стакан. – И давайте поговорим без эмоций. А то ревете тут, носом хлюпаете. Лучше бы рассказали, по каким таким делам ваш Анатолий уехал? Ведь не поверю, что не сказал он вам ничего. И все эти ваши заверения, что он по каким-то там своим делам.

По тому, как зыркнула она на него из-под разлохматившейся челки, Коломенцев понял, что девица знает все прекрасно. Но почему-то скрывает. С чего бы это, интересно? Неужели…

– Та-а-а-к! – протянул Корабейников с угрожающей интонацией и тут же заложил руки за спину, оттопырив до неприличия фалды своего огромного пиджака. – Значит, не успокоились?! Значит, продолжили играть в сыщиков, я не ошибся?!

Александра кивнула, с жадностью проглотив прохладную еще воду. Вернула стакан и пробормотала виновато:

– Он собирался сначала заехать к родителям погибшего фотографа, а потом к матери Коломенцева. Он все хотел разыскать самостоятельно этого дурацкого Тимоса!

И она снова заплакала.

– Ах вы, черти полосатые! Ах вы, паразиты!!! – И Корабейников принялся со злостью барабанить по столу. – Это кто же вам велел, а?! Кто позволил, спрашиваю?!

Вот не было печали! Теперь этот дуролом спугнет всех, кого только можно! Если есть еще кого пугать. Почему-то казалось Корабейникову, что преступник непременно пришлый и давным-давно успел удрать из их города. А если и не успел, то теперь удерет непременно, из-за таких вот следопытов.

Станислав Андреевич покосился в сторону Александры. Та, совершенно разнесчастная, сидела на самом краешке стула. Чуть задень за ножку, и она непременно грохнется на пол.

Вот ведь мысли какие неприличные лезут ему в голову, когда необходимо думать, думать, думать. Над тем, к примеру, куда мог подеваться ее женишок, не так давно подозреваемый в причастности к краже в молодежном клубе «Эльбрус».

– Я не допускаю мысли, что он мог попасться, как кур во щи! – фыркнул Корабейников в затылок Александре, нравилось ему заходить с тыла и смущать людей, имел такую слабость. – Он же здоровяк какой! Это вам не девчонка, которой можно легко под ребра нож втиснуть. Тут еще надобно будет потрудиться. Да и не подпустит он никого к себе со спины!

– А Ромка! Он ведь подпустил! – всхлипнула горестно Александра, поерзав на стуле; взгляд противного Корабейникова прожигал насквозь.

– Ромка ваш подпустил, потому что знал этого человека. Думаю так… – он немного подумал и добавил: – Думаю, тут целая шайка орудовала. Только вот цели никак не прослежу. Никак…

И вот тут она едва не проговорилась! Вот прямо еле успела прикусить словечко, готовое сорваться с языка.

Она же знала! Она же теперь знала, почему и за что получали деньги девушки от фотографа Сергея. Почему потом, предположительно, погибали. Может, и надо бы было рассказать, да тут же перед глазами всплыла свирепая физиономия охранника Самойлова – Артура. Тот недвусмысленно дал понять, что молчание – золото. Слово приходилось держать.

Девчонка что-то знает! Тут же догадался Корабейников. Она точно что-то знает, потому и убивается так. Знает, но ни за что не расскажет. Видимо, боится. Вопрос – чего боится?! Или кого?! Оба вопроса необыкновенно актуальны, знать бы еще на них ответы.

Он вернулся за стол. Усаживался намеренно долго. То рукав поправит, то штанину. То нога все не так на полу стояла, надобно ее было передвинуть то правее, то левее. Потом снова за карандаш ухватился, принялся его подбрасывать на столе. Все ждал, а ну-ка девица разговорится. Но нет! Та молчала, как молодогвардеец. Только глазищами шныряла по кабинету, намеренно избегая смотреть в его сторону, и молчала. Ну, молчит, и бог с ней, пускай молчит. Ему с ней тоже не резон нянчиться.

Ишь, умница! Пришла, украла у него почти час времени, а говорить не желает! Ну и пускай катится себе, ему с минуты на минуту распечатки телефонных счетов Коломенцева должны принести. И без нее узнает, что надо.

– Я вас больше не задерживаю, – проскрипел он противным тягучим голосом. – Можете быть свободны.

– Как свободна?! – Александра медленно поднялась со стула и сделала пару шагов в его сторону, может, одумается и скажет ей что-нибудь, хотя бы в утешение. – А как же Толя?!

– А что Толя? Толя вполне может сейчас развлекаться с какой-нибудь девицей и ни о чем не думать. А вот вы мне голову заморочили, это да! Ступайте уже, уважаемая барышня!

Он в буквальном смысле слова выставил ее из кабинета. Выставил под палящее солнце, совершенно не заботясь о том, каково ей будет под ним.

А ей было плохо! Очень плохо! Просто непередаваемо плохо, страшно, гадко!

С Толей что-то случилось. С ним определенно случилась какая-то беда. А то, на что намекал этот кургузый человечек с такой красивой щедрой фамилией, вовсе не правда! Толя не мог ее бросить, не мог предать, не мог просто ради глупой прихоти взять и зачеркнуть все: семейный обед у ее родителей, сумасшедшие пьяные ночи под бабушкиной периной в ее старом домике, обещания свои тоже не мог перечеркнуть.

Зачем он вот так сказал, этот Корабейников, а?! Она же к нему за помощью пришла, потому что больше идти было не к кому. Не отцу же с матерью рассказывать о том, что Толя пропал. Катька-зараза как сквозь землю провалилась. Ксюша вечно занята своими огородными делами, ее и дома-то не застать. Вот и пришла к Корабейникову в надежде на утешение. Утешил, называется! Выгнал из кабинета. И она теперь идет сквозь пыльный прожженный июльским солнцем город, пропитанный запахами плавящегося асфальта, разгоряченных потных людей, раздражающихся от нечаянного прикосновения друг к другу.

К кому обратиться за помощью?!

Она уже все варианты перебрала, пытаясь отыскать Толю самостоятельно. Несколько раз бегала в клуб «Эльбрус». Надоела бедным официанткам до оскомины. Решила найти мать погибшего фотографа Сергея сама. Нашла, и что?! А ничего! Раздавленная несчастьем женщина даже не взглянула на нее и не пустила на порог. Молча выслушала ее бессвязный лепет и захлопнула перед ее носом дверь.

Александра не успокоилась и отправилась уже по известному ей адресу к Коломенцевым. Та же история. Мать Тимоса, едва ее узнав, тут же разразилась бранью, и продолжила ругаться даже из-за закрытой двери.

Тогда Александра, попирая собственную гордость, взяла такси и поехала в тот самый дом, откуда и началось их знакомство. Добротный дом в пригородном селе Староникольском встретил ее запертой дверью и наглухо занавешенными окнами. Из-за соседнего забора тут же высунула голову разговорчивая бабулька, поведавшая о том, что Тольки который день нет дома.

Все! Искать больше негде. Тогда и пошла к Корабейникову и рассказала ему все. Ну, или почти все. А он ее выставил!

Куда теперь-то идти?!

Александра свернула в сквер, выбрала лавочку в густой тени и присела, обхватив себя руками.

С Толей случилась беда, она это чувствовала. Было бы по-другому, он бы давно позвонил ей или вернулся. Жаловаться некому, помощи просить не у кого, хотя…

Самойлов Гавриил Иванович!

А почему, собственно говоря, нет! Это ведь из-за его прихоти она не рассказала Корабейникову о том самом знакомстве через Интернет, в котором очень крепко завязла Катерина. И, возможно, не она одна! И вдруг ключ к разгадке – как раз в этом.

Но Самойлов не велел, она не посмела ослушаться. Пускай тогда Гавриил Иванович помогает, черт возьми! Одна она совершенно не справится.

Александра сорвалась с лавочки и уже через пять минут уехала в городском автобусе, следующим до травматологического отделения. Всю дорогу думала. Казалось, продумала все до мелочей. Проиграла в уме четыре, нет, пять вариантов беседы. Самойлов ведь тоже мог запросто отказать ей. Вот она и аргументировала, аргументировала, трансформируя разговор с ним на все лады.

С остановки до больницы, расталкивая народ, домчалась в рекордно короткое время. И сколь же велико было ее разочарование, когда возле входа в отделение не обнаружилось уже знакомых огромных машин.

Охраны не было! Ни машин, ни охранников, ни самого Самойлова.

– Он выписался, так?! – едва не плача, пристала она к неразговорчивой дежурной медсестре. – А куда он делся?

– Мне-то откуда знать? – удивилась вполне обоснованно женщина, глянула на нее почти враждебно и пробормотала. – Из-за него тут одна головная боль. Охрана в отделении! Говорим, не положено, а разве докажешь! Кому доказывать? Этим мордоворотам? Они только и знают, что мышцами поигрывать.

– А когда его выписали? – продолжала упорствовать Александра.

– Наверное, вчера вечером, – задумалась медсестра. – Хотя вечерами у нас и не принято выписывать, но тут такой случай… Им же все можно! Короче, утром его уже не было, когда я поменялась. А куда и как он делся, мне неведомо.

Она повернулась к Александре спиной и ушла по коридору в ординаторскую.

Все. Теперь просить о помощи совершенно было некого. Самойлов уехал, хотя и намекал на то, что попытается в этом деле разобраться, как заинтересованная пострадавшая сторона. Катьку все хотел отыскать.

Видимо, доводы его охранников оказались весьма вескими, и своего босса они все же из опасного захолустья вывезли.

И что теперь? Ей что теперь делать?! Снова возвращаться к Корабейникову и снова просить его, канючить, сознаваться в сокрытии фактов. Каких фактов? Да их полно!

К примеру, о существовании Самойлова Гавриила Ивановича умолчала? Умолчала. Про историю его знакомства с Катериной не рассказала? Нет! Про аварию, в результате которой тот оказался прикованным к больничной койке, утаила? Снова да!

Похвалит ее за откровения Корабейников? Вот это вряд ли. Снова примется орать и метаться, метаться и орать в тесном своем кабинете с обшарпанной мебелью и неизменным пыльным графином на подоконнике.

Что же делать?.. Что делать?.. К Ксюше, что ли, податься? Может, она утешит. Может, сумеет помочь советом каким. Она же мудрая, она что-нибудь да придумает.