Первые годы жизни Мехмед провел в дворцовом гареме Эдирне, однако в возрасте двух лет его послали в Амасию, главный город Анатолии, где он мог сделать первые шаги на пути к образованию. В то же время старший из его единокровных братьев, двенадцатилетний Ахмед, стал правителем Амасии, но спустя несколько лет внезапно умер. Шесть лет спустя, когда правителем был другой единокровный брат Мехмеда, Али, в Амасию приехал знатный паша Кара-Хизир, который проник ночью во дворец и задушил несчастного Али прямо в его постели. По чьему повелению Кара-Хизир это сделал, он так и не признался.

Мехмед остался единственным наследником, и у султана не было иного выбора, кроме как призвать сына в Эдирне. Однако Мурад буквально пришел в ужас, вновь увидев сына: тот б упрямым и своевольным, не желал повиноваться своим наставникам, не давая себя наказывать и не изучая Коран.

Мурад призвал знаменитого муллу Ахмеда Гурани, поручив ему привести юного принца к повиновению. С палкой в руке мулла отправился к наследнику.

— Твой отец, — сказал он, — послал меня заняться твоим обучением. Но если ты не будешь слушаться, я тебя накажу.

Мехмед громко расхохотался в ответ на угрозу, но мулла задал ему такую трепку, что тот сразу взялся за книги. Особенно мальчик преуспел в постижении языков — он знал турецкий, персидский и арабский и вдобавок умел говорить по-гречески, на славянском диалекте и немного по-латыни, а также увлекался историей и географией, инженерным делом и литературой. Все это позволяло надеяться, что он станет выдающейся личностью.

Францисканец доселе не видел юного Мехмеда, но зато читал его описание, сделанное итальянцем Джакомо де Лангуски: «Хорошо сложенный, роста скорее высокого, чем среднего, искусно владеющий оружием, вида более устрашающего, нежели почтенного, смеется редко, чрезвычайно осмотрительный, наделенный немалым великодушием, упорный в исполнении своих замыслов, во всех своих предприятиях проявляющий храбрость и столь же жадный до славы, сколь Александр Македонский. Ежедневно ему читают сочинения римских и иных историков. Он говорит на трех языках: турецком, греческом и славянском. Он прилагает значительные усилия, чтобы изучить географию Италии, хочет знать, где пребывает папа, а где император и сколько королевств в Европе. У него есть карта Европы, ее стран и провинций. Ничто не изучает он с большим интересом и энтузиазмом, чем географию мира и войн; его сжигает желание господства; он старательно изучает отношения между государствами. В мире, говорит он, должна быть только одна империя, одна вера и одна власть».

Сейчас Мехмед находился перед монахом и, на его взгляд, вполне соответствовал описанию итальянца.

— Так ты прибыл от Влада Дракула, валашского князя, — сказал Мехмед задумчиво.

— Да, господин.

— Тогда ты, верно, до сих пор не знаешь, что с ним случилось?

— А что с ним случилось, господин? — насторожился фра Бернардо. — Когда я покидал Валахию, князь был здоров, хотя и обременен проблемами. Мы как раз сбежали вместе из плена, куда попали из-за козней одного предателя-боярина.

— Влад Дракул больше не обременен проблемами, — с неподдельной печалью сказал Мехмед. — Он мертв. Убит боярами, которые устроили заговор с подачи Хуньяди. Его сын Мирча тоже погиб — ослеплен и заживо похоронен... Поистине христиане рассказывают жуткие истории о жестокости правоверных, но сами превосходят их во многом.

Францисканец был поражен услышанной новостью.

— И кто же теперь правит Валахией?

— Владислав Второй Басараб. Из дома Басарабов-Данешти. И это в тот момент, когда валашский князь принял нашу сторону против Хуньяди, — продолжал сетовать Мехмед. — Отец возлагал на этот союз огромные надежды...

— В таком случае нам и подавно нужно спасти княжича из башни Синбэда. Он — наиболее подходящий наследник, ведь Раду слишком мал и, что не тайна, простоват! — решительно заявил монах. Мехмед удивленно поднял брови.

— Спасти?! Ты что, не знаешь, глупый монах, что мой друг Влад...

— Что он превратился в кровожадное чудовище? Знаю. Более того, я посетил башню алхимика и говорил с ним.

Фра Бернардо поведал Мехмеду о своем визите к персу и грядущем состязании. Мехмед слушал рассказ с восторгом подростка, переспрашивал, искренне радовался и пугался...

— Но как ты собираешься вылечить княжича? — недоверчиво спросил он. — Неужели с помощью какого-то вашего христианского колдовства?

— Христианского колдовства не бывает, господин, — покачал головой францисканец. — Вот что мне должно помочь.

С этими словами монах протянул Мехмеду фигурку крысы на цепочке.

Наследник османского султана с опаской взял крысу и принялся внимательно ее рассматривать, словно ребенок — игрушку.

— Что это за вещица? — спросил он. — Талисман?

— Я и сам толком не знаю, господин, — уклончиво ответил фра Бернардо. — Я получил его от людей, которым безгранично доверяю и перед которыми преклоняюсь. Я не ведаю, какие силы в ней содержатся, но это точно не силы зла.

— Ничего не понимаю. Что может сделать эта железная безделушка?

Мехмед капризно швырнул фигурку обратно монаху.

— Ее нужно передать княжичу Владу, — терпеливо начал объяснять фра Бернардо. — Я пока не знаю, как это сделать, потому что вряд ли сумею снова проникнуть в башню Синбэда.